Неандертальца ищу. Роман-идиот. Первая часть - страница 10

Но не игрушки здесь главное, не перевёртыши-палиндромы, не тарабарщина вояк-заговорщиков, а стихия зреющего Переворота, где Чёрная и Белая кость – главный русский разлом – могут сказаться бредом какой-то безумной (якобы безумной) старушки, шепчущей своей хозяйке накануне Переворота страшное: «Слухай, барыня, слухай…»

Казнят на днях барыню… а за что? Может быть, и за то, что «баре и барыни» не только пороли веками на конюшнях мужиков, баб, детишек за малейшую провинность, но и за то, что эта бабушка, доброй барыне шептавшая «слухай, барыня, слухай!..» хорошо помнила по рассказам матери, как сатрап-крепостник заставил когда-то её собственную бабушку, красавицу, молодую рожаницу выкармливать грудью борзых щенков, у которых при родах померла мамаша-сучка. Щенки искусали в кровь нежные соски юной рожаницы, она плакала, вся изрыдалась, умоляя избавить её от этого «кормления»… да куда там! Борзые дороже. А что? Ничего особенного, по барским понятиям…

5. Белая и Чёрная кость.

А что ещё, кроме времени, разлинованного учёными людьми – старательными школьниками с высунутыми от усердия языками, в косых тетрадках разбивающими целое на годы, месяцы, дни – что ещё способно разверстать в мельчайших подробностях тектонические подвижки Истории?

Однажды французы спросили Дэн Сяопина, как он оценивает итоги их революции. Мудрый китаец посмеялся (без малейшей улыбки): «Великая Французская Революция слишком значимое явление в Истории, чтобы давать оценку по истечении всего лишь двухсот лет…»

Когда слышу (в последнее время всё чаще слышу) завывания историков, а вслед за ними простых обывателей, пущенных в эфир, о том, что революция это нечто противоприродное, что единственно естественна эволюция, то есть, поступательный и безбурный ход развития, я представляю себе… Дерево. Осеннее голое дерево.

Я всматриваюсь в это дерево, в каждую веточку его, и вижу – насколько же она некрасива, корява!..

Вот она вся ещё ровненькая, гладенькая… и вдруг – взрыв. Корявое сочленение, уродливый нарост, сустав… а чуть подале – опять ровная, гладкая веточка.

До очередного «взрыва».

И вся она такая, подобная сотням корявеньких же, некрасивых по отдельности веточек. Особенно осенью, когда всё обнажено…

Я представляю себе это дерево летом, покрытое густою листвой – какое же оно красивое, гармоничное, непредсказуемо ветвящееся и цветущее! А ведь в основе цветения всё же те корявые, некрасивые осенью веточки.

Так что же произошло? Неужели не было тех, уродующих веточку «взрывов»? Были. Они-то и образовали те самые «революции» в громадной жизни дерева, как и в маленькой жизни каждой отдельной веточки. А вот ровные и гладкие отрезки на веточке – это «эволюционные периоды». Они более долгие, протяжённые… но не до бесконечности же протяжённые! Наступает время, и – вот она, «точка бифуркации». То есть, революция…

Есть, видимо, насущная необходимость в этих мощных разрядках – молниеносных разрядах. Не они ли разгоняют застойную кровь, гонят по обновлённому руслу?

А вот представь себе дерево с абсолютно ровными веточками…

Представил? Ну и как, живое оно?

Да это же чудовищная конструкция, распустившая вкруг себя сотни «стальных», идеально ровных антенн… бр-р!

И вот, несмотря на все ужасы революций, видишь некий умонепостигаемый замысел Целого в корявости отдельных сочленений. Дерево ветвится, цветёт и радует взгляд. А радовал бы тот, «стальной», идеальный «кактус»?