– Кроме кого? Адекора?
Но Понтер покачал головой:
– Нет. Нет, он тоже об этом не знает. Единственный, кто знает, – мой соплеменник по имени Журард Селган.
Мэри задумалась.
– Я не помню, чтобы ты упоминал это имя раньше.
– Я не упоминал, – сказал Понтер. – Он… он скульптор личности.
– Кто? – переспросила Мэри.
– Э-э… он работает с теми, кто хочет изменить свой… состояние своих мыслей.
– Ты хочешь сказать, психиатр?
Понтер наклонил голову, прислушиваясь к тому, что говорил Хак через кохлеарные импланты. Компаньон наверняка проделывал этимологический разбор предложенного Мэри термина; кстати говоря, «психе» – это ближайшая аппроксимация «души», доступная неандертальцам.
– Да, похожий специалист.
Мэри почувствовала, как деревенеет спина, но не замедлила шага.
– Ты ходишь к психиатру? Из-за моего изнасилования? – Она думала, он всё понял, чёрт его дери. Да, самцы Homo sapiens известны тем, что после изнасилования начинают смотреть на супругу другими глазами, задумываясь, а не было ли в случившемся доли вины женщины, не желала ли она этого втайне…
Но Понтер…
Она считала, что Понтер способен понять!
Некоторое время они шагали в молчании, освещая путь фонариками на каске.
Если задуматься, то Понтер и правда стремился узнать все подробности об изнасиловании Мэри. В полицейском участке он схватил запечатанный пакет с уликами по изнасилованию Кейсер Ремтуллы, разорвал его и обнюхал, что позволило ему идентифицировать насильника как одного из коллег Мэри, Корнелиуса Раскина.
Мэри взглянула на Понтера, на его массивный силуэт на фоне скальной стены.
– Я не виновата, – сказала Мэри.
– Что? – переспросил Понтер. – Да, я знаю.
– Я этого не хотела. Я не просила об этом.
– Да, да, я понимаю.
– Тогда зачем ты ходишь к… к этому «скульптору личности»?
– Я больше к нему не хожу. Просто…
Понтер замолчал, и Мэри снова посмотрела на него. Он склонил голову набок, слушая Хака, и через мгновение едва заметно кивнул – сигнал предназначался компаньону, а не ей.
– Просто что? – спросила Мэри.
– Ничего, – ответил Понтер. – Прости, что вообще заговорил об этом.
И ты меня прости, подумала Мэри. Они продолжали шагать сквозь тьму.
В пытливом духе, который тысячу лет назад привёл викингов в Северную Америку и который пятьсот лет назад гнал «Пинту», «Нинью» и «Санта-Марию» через Атлантику…
Добравшись до расположения Нейтринной обсерватории Садбери, Понтер и Мэри прошли через опутанные трубопроводами и заставленные огромные ёмкостями помещения к пультовой. В ней было пусто: прибыв на эту Землю в первый раз, Понтер разрушил сферу с тяжёлой водой – основную деталь нейтринного детектора, а работы по её восстановлению были прерваны повторным открытием портала и установлением контакта.
Они вошли в помещение над детекторной камерой и через люк в полу – эта часть маршрута была для Мэри самой неприятной – спустились по длинной лестнице на платформу, установленную в шести метрах над дном камеры. Платформа находилась вровень с краем деркеровой трубы – устойчивой к сминанию решётчатой конструкции, вдвинутой в портал с той стороны.
Мэри остановилась на краю туннеля и заглянула в него. Внутри труба была вдвое длиннее, чем снаружи, и на другой стороне она могла разглядеть жёлтые стены вычислительной камеры, находящейся уже на той версии Земли.
Они предъявили паспорта находящимся здесь канадским военным – Понтер получил такой, когда неандертальским эмиссарам было присвоено канадское гражданство.
