– Ты упорствуешь! Напрасно. Ты умопомрачительно стара, и точно направилась в музей этнографии, чтобы застыть там навечно, среди прочих восковых фигур. Не поверю, чтобы ты не думала о конечной черте, за которой иная жизнь. Призрак в белом саване должен быть твоим частым гостем. В полуночный час он зримее, он уже хлопочет тебе место в своем таинственном мире. Он ведет с тобой переговоры и приоткрывает завесу, эдакую маленькую щелочку, в мир другой по сути, где живут и здравствуют тени умерших. Скажи, старый мудрый человек, доведен ли до твоего сведения один из постулатов вечности… вечности, равной для всех? Скажи, что царит за порогом земной жизни: блаженный почтенный покой? Тени умерших создают питательную силу нашего бренного мира? Все миры подвластны тлению, равно особой метаморфозе – и ты, прожив там какую– то новую жизнь, наделенную новым смыслом, либо снова возвращаешься к нам и воплощаешься, реализуешься лучшим образом, либо переходишь в мир еще выше, отдаленнее, противоположнее, совершеннее. А вдруг из наших душ зиждется галактическая праэнергия: вспыхивают звезды, и первородная космическая энергия начинает свой новый путь самопознания и самоусовершенствования на ступень выше. А что, если, умирая, вы присутствуете во всем как воздух, как стихия разнополюсных сил, бесконечно творя и разрушая земную обитель, а мы – куклы, орудия, игрушки в ваших трансформированных руках. Что нас ждет?.. Слыхала ли ты об энтропии? Есть энтропия изолированной физической системы, есть энтропия замкнутого сообщества, энтропия социума… Ладно, это слишком мудрено, но ты такая старая, хоть что-то должна знать. Я никогда не смогу поверить, что живем мы семьдесят-девяносто лет, что со смертью ставится жирная точка, тело весело поедается червями и микробами, размывается грунтовыми водами, а душа – это бред поэтов, искателей мистического неведомого. Я не верю! Законы материального мира этого объяснить не могут. Скажи мне что-нибудь. Почему молчишь? Посвяти меня в тайну, у края которой ты стоишь.
– Ничего я не знаю, паря. Я пенсионерка, бывшая колхозница. Я иду домой. Непонятны мне твои талмуды.
Юноша сразу как-то сник, отступил от старухи на шаг, нахмурился и спросил:
– Пенсионерка говоришь?
Старуха с живостью согласно кивнула несколько раз.
– Чего же ты тут делаешь? Все благоразумные люди, тем более пенсионерки и бывшие колхозницы, сидят по домам, отдыхая, кто – после трудового дня, кто – после трудовой жизни. Смотрят развлекательные передачи, сериалы, ток-шоу. Прихлебывают чай с лимоном и сладкой ванильной булочкой или что-то около этого, – сообразно финансовым возможностям.
– И я иду домой, везу картошку. Глянь, целый мешок на санках.
– Что! – вскричал юноша. – Картошка!? В этом мешке у тебя картошка? Ты занята лишь тем, что везешь какую-то банальную картошку. Бог ты мой! Какая низость и пошлость! Какое убожество! Послушай, старый человек, в твои ли годы последние мгновения жизни тратить, понимай – губить, на какую-то обыденную картошку. Когда же думать о душе? Когда же насыщать жизнь вечным и прекрасным?.. Брось немедленно эту дрянную картошку! Освободись от этих дурацких пут. Проклятый быт! Суета сует! «Суета житейская похищает душу человеческую…» Кабы ты знала, бабулечка, что это – самый подлый и коварный враг. Под его сладкой приятельской личиной прячется ехидное чудище, похабное, грязное, вонючее, которое умерщвляет самую главную суть и превращает в тупое животное любого, кто поддался его наркотическим чарам… Старый человек, посмотри на чудный снег, на пленяющие тайной звезды, на искусственный свет рукотворных фонарей – скажи: зачем это? для чего? Зачем я, ты? Просто так, чей-то глупый каприз?
