– У нас есть план, как держать их в узде, – хитро улыбнулся Даушикваси.
«Что ты знаешь об этом, мальчик?» – Темрику все меньше нравилась самоуверенность новоявленных князей, и он почувствовал, что начинает злиться.
– И ты мне говоришь, Дархан, что Кухулен-отэгэ одобрил твой план? – задал он следующий вопрос. Дархан дернулся, переглянулся с братьями.
– Нет. Кухулен-отэгэ… Не во всем с нами согласен, – натянуто произнес Унарипишти. Темрик в этот момент понял, что пошлет за разъяснениями к Кухулену. Он должен знать о пришельцах многое, раз они выросли у охоритов. А значит, до получения известий с ответом следовало затянуть. Темрик внутренне расслабился – решение принимать не сейчас, будет время все спокойно обдумать.
– Так что ты решил, хан? – напряженно вглядываясь в его лицо, спросил Дархан.
Лицо Темрика было спокойным.
– Мне надо подумать, – добродушно сказал он. – Камлать велю. Спрошу совета у духов.
Дархан слегка поморщился: по-видимому, рассчитывал, что джунгаров, славившихся по степи своим свирепым нравом, удастся увлечь за собой сразу.
– Когда известишь нас? – нетерпеливо спросил Даушкиваси.
Хан усмехнулся.
– Это как повелит Небо.
Темрик вспоминал.
Саагат все же вынужден был принять его условия: по десять коней за каждого убитого джунгарского воина, по пять за каждого раненого и сверх того еще два сундука с золотой и серебряной посудой куаньлинской работы. Большой выкуп. Но Саагату пришлось заплатить – как, спрашивается, он покинет степь со своими воинами, если у него в тылу не будет мира с ними, джунгарами. Ничего, пускай сдерет половину со своих прихвостней-мегрелов, думал Темрик, ухмыляясь в бороду. Хорошо все обернулось.
Обратно ехал тоже не спеша, подставляя лицо весеннему солнышку. Удовлетворенно отмечал, что оттепели пришли рано, снег в долинах потемнел, и на взгорках уже сошел, обнажая сухую рыжую траву и камешки. В воздухе носились, верещали мелкие птички, а над ними величаво парил сокол, присматривая себе добычу. Степь оживала. Уйгуль, должно быть, уже вскрылась ото льда, и пришло время достать из коробов, хорошенько почистить и забросить сети. Скоро на взгорки выйдут из своих нор отощавшие за зиму сурки и юркие суслики, потянутся на север журавли-красавки и длинношеие белоснежные лебеди…
Что ответить, он еще не решил. Посоветовался с Онхотоем и с тайным удовольствием прочел на его лице тень сомнения. Шаман тоже осторожничал, советовал пока не торопиться. Обещал спросить об этом у духов и обронил, что неплохо бы выждать до весеннего Пупа (который спокон веков проходит в то время, когда степь покрывается ярким радостным ковром весенних цветов), чтобы стало ясно, кто еще из степных племен решит присоединиться. Впрочем, Темрик предвидел, что многие вожди так же будут мяться и поглядывать на него – что скажет грозный джунгарский хан. Как-никак, у джунгаров больше всего воинов, и слава за ними идет опасная: иной и побоится оставить свои беззащитные юрты с женщинами и детьми неподалеку от джунгарских границ. Подумать стоило. Ургашские сокровища манили, манил запах опасности, картины никогда не виденных земель всплывали в воображении. Молодежи это бы пришлось по вкусу, разом прекратило межродовые дрязги. Известно ведь, что в мирное время такие ссоры вспыхивают чаще. Война не только кормит, она еще и объединяет. Тем не менее необдуманных шагов предпринимать не следовало. Едва прибыв в становище, Темрик отправил двух воинов к Кухулену. Пообспросить его мнение, разузнать. Охоритские роды могли выставить не меньше тьмы – десяти тысяч воинов. Пока Темрик их посчитал, но стоило на всякий случай разузнать получше. Со стариком Кухуленом они дружили давно, а вот неожиданная прыть младшего брата умершего хулана была какой-то… натужной, словно тот прятал под ней что-то. Да и узнать, нашли ли убийцу Хэчу, не мешало.
