– Почему папа и король Франции преследуют орден тамплиеров? – спросил Дельмонта Гай под влиянием момента, сидя рядом с ним.
– Да уж конечно не за те прегрешения и вероотступничество, в коих нас обвиняют! – в сердцах воскликнул Пьер. – Все из-за денег! Папа Климент V и французский монарх Филипп Красивый взяли в долг у нашего братства большие суммы и решили их не отдавать, а возвести напраслину на нас. За двести лет существования ордена Храма тамплиеры сумели накопить огромные денежные средства, с большой выгодой вложив их в недвижимость и пустив в оборот. Мы обладали немалым имуществом и землями. Вот на это и положили глаз эти прохвосты, решив таким бесчестным путем поправить свое плачевное финансовое положение, промотав вклады прихожан и всю казну.
– Может быть, существовали какие-нибудь расписки о полученных ими в долг деньгах и их можно предъявить в качестве доказательства злонамеренных действий короля и папы? – предположил естествоиспытатель, глянув на рыцаря.
Лицо того озаряли сполохи костра, в который он задумавшись неотрывно смотрел.
– Не думаю, что подобные долговые записки давались. Это были бы кандалы для этих упырей, – наконец произнес Дельмонт и усмехнувшись, мрачно пошутил. – По крайней мере, на костре у де Моле о них не спрашивали.
– На костре? – переспросил Герметик.
– Великого магистра ордена Жака де Моле и генерального визитатора Гуго де Пейро, а также их ближайших сподвижников восемнадцатого дня месяца марта 1314 года от Рождества Христова при большом стечении народа сожгли на костре в Париже, требуя выдать местонахождение наших спрятанных сокровищ и отказаться от ереси, – продолжил рыцарь ордена Храма. – Не получили ни того, ни другого. И сами король и папа после казни наших протянули недолго, скоропостижно скончавшись в том же году после проклятия Великого магистра.
– Я слышал, недалеко отсюда есть замок Монсегюр – очень почитаемая реликвия катаров, – заметил Гай. – Можно было бы съездить туда.
– Папа римский не оставил камня на камне от замка, приказав сровнять его стены до скального фундамента, – ответил Дельмонт и покачал головой. – Нельзя нам там появляться. У развалин замка может быть засада на скрывающихся катаров и тамплиеров, так сказывали братья. Схватят и сразу потащат в Святой отдел расследований еретической греховности с пристрастием допрос чинить.
Утром, переночевав в пещере Мас-д’Азиль, компания Пьера Дельмонта отправилась далее.
* * *
Россия
Санкт-Петербург
Петроградская сторона
кафе «Снежинка»
октябрь 1996 года
– Как жизнь, Витя? – спросил Шелеста Паша-Фауст, в миру́ Павел Николаевич Петров, подойдя незаметно сбоку к столу, за которым сидел Шелест. – Что-то какой-то грустный вид у тебя?
Виктор рассказал своему давнему приятелю о посещении загородного дома российской военной разведки в Сестрорецке и о произошедшем там разговоре.
– Так я и думал, – помолчав произнес Павел, внимательно выслушав собеседника. – Вряд ли они много знают о твоих и моих делах. А скорее всего, вообще ничего конкретного им не известно, потому и ходили вокруг тебя да около во время беседы. Если бы было иначе, тон беседы задавали бы они, уж ты поверь мне.
В кафе, как всегда, было оживленно, но не шумно.
– А у тебя как дела? – поинтересовался у собеседника Шелест, заказав для обоих пива.
– С поиском подходов под землей к «золотому поезду» на год пришлось завязать. В тех местах опять всплеск интереса к нему. Так было уже несколько раз после конца Второй мировой войны и присоединения Нижней Силезии к Польше. Объявились двое поляков, которые утверждают, что нашли состав. В другом месте, не там, где его обнаружили мы. Наверное, опять очередные аферисты или желающие прославиться через новостные каналы телевидения и со страниц прессы, – стал раздраженно рассказывать Паша-Фауст. – Теперь туда не сунешься со снаряжением, полно полиции на всех углах. И будут долго пасти в округе черных археологов, чтобы действительно вдруг ничего не выкопали и не унесли мимо государственной казны. Поэтому на год возьмем перерыв, а то если прихватят в раскопе, то каждый день будешь ходить по следователям, как на работу. Могут и вообще закрыть для острастки другим, чтобы неповадно было.
