Небесные селения - страница 11

К завтраку я немного успокоился. Да, я разговаривал с Елуаном на древне-ассирийском языке, что абсолютно невозможно. Но вещи куда невозможнее этого происходили со мной в последние сутки и происходят в настоящий момент. Во-первых, я каким-то образом «выпал» из своего родного города и из того, что я раньше считал единственной реальностью. Во-вторых, уже второй день я нахожусь в буквальном смысле слова на другой планете, в абсолютно нереальном с земной точки зрения мире, вступая в непривычные отношения с существами, как будто бы неотличимыми от людей, однако на счет подлинной природы этих существ у меня нет никаких ясных понятий.

Я не знаю, чего я могу ожидать от моего нового окружения каждую следующую секунду. И все же кое-какие выводы я уже сделал, в частности, что моя самодеятельность не приносит желаемых результатов (достаточно вспомнить мою неудачную попытку устроить танцы посреди улицы), в то время как мне регулярно посылаются люди и обстоятельства, которые несут ответы на мои вопросы. Во всем этом чувствуется какая-то преднамеренность и просматривается некоторый замысел, как иначе мог бы один ассириолог встретить другого в нашей Галактике. Легче, кажется, двум пылинкам столкнуться в пространстве Вселенной.

Однако могу ли и должен ли я полагаться на незримую помощь, как дитя – на заботливых родителей? В Дуракине мы привыкли рассчитывать лишь на себя. И хочу ли я посвятить остаток жизни погоне за халем, как будто бы мне больше нечем заняться? Такая установка у нас называлась охотой за кайфом. Во всяком случае, мне следует подождать и посмотреть на развитие событий. Время покажет. Да, но что это еще за загадка отсутствия времени?

Эти и другие подобные мысли роились у меня в голове, пока я умывался и брился в ожидании завтрака. Елуан заглянул на веранду и сообщил мне, что к завтраку придет некто Калам, который хотел бы со мной познакомиться.

Отправляясь на кухню, я критически глянул на себя в маленькое зеркало, висевшее в простенке, я увидел ершистого и самоуверенного господина в сиреневой косоворотке и зеленых «багамах» чуть ниже колен, что мало вязалось с моей внутренней неуверенностью и шаткостью моего нового амплуа «стажера». Еще больше взъерошив свою романтическую прическу, я вышел на кухню Елуана.

Калам оказался высоким плотным мужчиной с огромной ассирийской бородой. Его крупное лицо с большим количеством красных прожилок и карими глазами лучилось энергией и здоровьем. При этом он был неуверен в себе и неловок в движениях, каждую минуту грозя что-нибудь опрокинуть, а от его шагов в шкафах перезванивались чайные приборы.

Пока Елуан готовил для нас омлет, щедро посыпанный петрушкой, базиликом, тархуном и какой-то еще незнакомой мне травой, мы с Каламом сумели найти общий язык, которым оказался чосеровский английский, что, конечно, было для меня большим облегчением по сравнению со вчерашним лингвистическим альпинизмом. С места в карьер Калам предложил мне отправиться с ним в путешествие по архипелагу Макам, которое он решил совершить для изучения местных диалектов. Он сказал мне, что он сам впервые предпринимает такое путешествие, и что меня он приглашает как лингвиста в роли «свежего уха» наподобие того, как в редакциях газет существует должность «свежего глаза», то есть человека, способного замечать стилистические несуразности и диссонансы, которые не заметит никакой искушенный редактор, устающий от ежедневной рутины. Корабль отчаливает сегодня на закате, так что, если я любезно приму его предложение, у меня еще будет целый день для осмотра города Халь и его достопримечательностей.