Стало интересно, что за чудика привели.
Парень начал рассказывать, что страна находится накануне невероятных событий. В последнее время все только и говорят об изобилии и как его достигнуть, потому что именно оно – плацдарм для построения научно-технической базы коммунизма. Достигнуть изобилия можно двумя способами – производить больше или производить меньше.
Тут все насторожились и перестали болтать.
Меньше, но эффективней использовать, пояснил он. Вырисовывалась какая-то удивительная картина: вместо того чтобы гнать план и возить продукцию туда-сюда через всю страну, нужно было производить в разы меньше, но только то, что требуется, и разумно этим распоряжаться. Что только у нас с плановой экономикой можно на редкость точно все рассчитать и оптимизировать, важно лишь очень тщательно загрузить на вход ЭВМ необходимые параметры, вернее, бесконечное множество меняющихся параметров, но для этого уже есть невероятная система линейного программирования, созданная нашим ученым Канторовичем еще до войны.
Говорил великан пятиклассник убедительно. Несмотря на скучную тему, постепенно все завелись и посыпались вопросы: про Канторовича, про наши новые ЭВМ, были и совсем специальные, которые Петя не понимал. Веру все это очень заинтересовало, после дискуссии она подошла к парню, и они долго о чем-то говорили.
На сцену вновь вышли музыканты и заиграли «джем», к ним то и дело подтягивались другие сидящие в зале, стало совсем уютно и просто. Начались танцы.
– Москву не узнать. – Пете все очень нравилось.
– Погоди, скоро вообще все будет так, как нужно, – сказала Вера, – когда всех этих маразматиков старых на пенсию отправят.
– Это кого? – не понял Петя.
– Того, кто в трухлявую идеологию вцепился и стране дышать не дает. Ни хлеб растить, ни людей красиво одевать, даже деньги считать и то не дает. Оставим все то же самое, только идеологию уберем – страну не узнаем.
– А мне и сейчас хорошо. – Белка доедала очередное мороженое. – Правда во ВГИКе у нас осталась парочка старых идиотов. Мне моя подруга постоянно рассказывает про Бабочкина, она с актерского, он там у них мастер. Самодур редкостный.
– Это кто Чапаева играл? – спросила Катя.
– Да он много кого играл, только все это ему на пользу явно не пошло. Ку-ку дядя. Все воют. Спасаются тем, что истории смешные про него придумывают.
– Про Бабочкина?
– Про Чапаева. Ну вернее, про Бабочкина-Чапаева.
Кира замер. Он даже слегка побледнел. Потом резко встал и пошел сквозь танцующих, прямо через весь зал, к выходу.
Все сидели, не понимая, в чем дело. Петя слегка отодвинул штору и посмотрел сквозь витрину – Кира уселся прямо на бордюр под деревом и качался из стороны в сторону.
– Он что, нервный? – удивилась Вера. – Или это его родственник?
– Кто? Чапаев?
* * *
Они расстались только часа в три ночи, ходили втроем по улице Горького вверх-вниз, иногда смеялись так, что приседали на корточки или прижимались к холодным цоколям послевоенных домов. Чапаев-Бабочкин оказался их долгожданным супергероем.
С одной стороны, это был настоящий, существующий герой-революционер, с другой – это был лишь персонаж фильма, вызывающий симпатию и улыбку. Над ним можно и нужно было смеяться. И смех этот мог быть бесконечным.
Петя уже исписал половину блокнота, а истории все шли и шли. Антон поворачивал их в свою сторону, Кира в другую, Петя кидал в топку все, что приходило в голову: сюжеты передач, героев мультфильмов, Гагарина с Титовым, кукурузу – Василий Иванович перемалывал все, все ему шло, все делало его героем. Смешным героем.
