– Весело, шумно… там забываешься, не думаешь ни о чем другом кроме как о настоящем моменте. Знакомишься с людьми, если вдруг еще не знаком со всеми в деревне, да и все… – рассказываю ей я воспоминания о прошлых ощущениях, что были точно такими же как я описал, но до нашей встречи.
В прошлом месяце такой вечер закончился тем, что весь следующий день я пропустил рабочий день, лежа в койке, отходя от последствий дурманного состояния, жалея, что потерял рассудок, ну а дальше все пошло по наклонной.
– Я хочу туда… – пробубнила она.
– Ты хочешь?
– Нет… в смысле да, но не сейчас. Я не думаю, что хочу выходить.
– Ты уже две недели никуда не выходила, надо развеяться. Я буду везде рядом. Если захочешь, то даже познакомлю с кем-нибудь, – предложил я.
– На улице холодно… – начала она.
– Оденешь что-то из моего, я покопаюсь. Можешь не торопиться, все равно там разбегутся все только к утру.
Она встала и отвернувшись, медленно натянула на себя постиранное платье, в котором тогда пришла ко мне. Дома она ходила в моих рубашках, и отец мой частенько делал ей комплимент по поводу того, что ей и мужская одежда к лицу. Она от души благодарила его и утверждала, что так же и брюки на женщинах самое практичное, что может только случиться с человечеством. И что никакие штаны не смогут отобрать женственность у леди, у которой она уже изначально была.
Отец мой спал крепким сном, когда мы совершенно тихо вышли из дома и направились на шум. Грейс оглядывалась и бывало, что шарахалась громких звуков, когда они были слишком близко. Я спросил ее на ухо, как ей спится у нас? На что она ответила, что места спокойнее для сна, до этой ночи, она еще не видела.
Глава 12
«И пусть этот вечер будет нескончаем. И пусть тоска покинет наши души, и пусть оставит нас двоих!».
Звуки знакомых для меня мелодий, оживляют во мне еще более раннее юношество, что со временем я утратил. Звуки смеха раскачивали во мне воспоминания о старых знакомых и случайных влюбленностях, что разгорались вечером и потухали на утро. Тот период был ярким, память о нем сохранилась в моем сердце.
Смотря на всех этих людей, имен которых я уже и не припоминаю, я вспомнил, как мы с Гейбом и Оливией сидели на бревнах и встречали рассвет, после одного из вечеров у костра. Половина людей разбежались по домам, а половина заснула прямо на холодной земле, не в силах дойти до кровати после бурной ночи.
Мы смеялись по глупостям и строили теории как сложится наша судьба. Кажется, это было года два назад… у Оливии были перемены, она проходила через период, когда страх превращался в смелость, а запрет – в упование. Мы с Гейбом были напуганы ее резкому поведению и тем непослушаниям, которые были значительней, чем хулиганство в детстве.
До этого момента, время мы проводили хоть и весело, но доля обиды и неполноценности сподвигли ее сделать шаг к дерзости, которую ни за что не одобрили бы ее родители. Со второго раза, когда мы с Гейбом осмелились взять ее на ночные прогулки. Обсудив это с ним, мы осознали, что ближе Оливии, помимо нас двоих, у нас никого нет. И что пора бы посвятить ее в свою полную жизнь.
И снова, то обещание, что даю я каждый раз, когда забираю ее из дома! «Все будет хорошо, тетя Энн. Я прослежу, чтобы она не делала никаких глупостей. Верну я ее вам в целости и сохранности, и тем более уж с чистой совестью» – вот, какой я лжец. Не стоит забывать, что как бы люди не уважали драгоценных родителей своих друзей, но с их детьми нас связывает большая обязанность, которая гласит: «Лучше взять на себя грех и груз, нежели выдать своего друга».
