Небо и землю содержит любовь - страница 2

Мы признаем Бога, но при этом отводим Ему место в каком-то уголке своего сознания и продолжаем жить той же чувственной, страстной жизнью. Если Бог есть – значит, все в Его власти. А у нас парадокс: мы говорим, что Бог есть, но не верим, что все подвластно Ему, и потому всегда пребываем в тревоге и беспокойстве. Мы верим в Бога, но когда необходимо реальное исполнение воли Божией, то оказывается, что Богу мы не доверяем.

Отрешиться от своих собственных представлений и всецело положиться на Промысл Божий нам страшно: это значит для нас потерять привычную опору (хотя мир-то как раз и не дает, на самом деле, никакой опоры). Вот почему мы и призываем Бога, и в то же время страшимся целиком поверить Ему и совершенно предать себя Его воле».

Постепенно отпадая от Бога, мы духовно умираем. Священномученик Аркадий (Остальский), епископ Бежецкий, так определял признаки духовной смерти:

«Как есть признаки приближающейся физической смерти (болезнь, дряхлость, ослабление слуха, зрения и т. п.), так есть и признаки смерти духовной. Это, во-первых, постепенное притупление совести, которая привыкает к греху, и человек приучается прощать себе все, совесть не требует больше покаяния.

Кроме того, возникает охлаждение к молитве, к чтению книг духовного содержания, легкая восприимчивость соблазна на грех, раздражительность, озлобление, чувство мести, ненависть и т. п.

Все вышеназванные состояния души присущи человеку духовно больному, что отражается и на внешнем его виде и поведении (мрачный взгляд, озлобленное лицо, грубость манер, неприятно-резкий голос и т. п.), они постоянно низводят человека до полного духовного омертвения».

В книге «Записи» священник Александр Ельчанинов писал: «В Первом послании евангелиста Иоанна говорится о Божественной Любви, о той Любви, которая покрывает множество грехов, которая отменяет закон, заменяет исполнение всех заповедей. О той Любви, которая дает жизнь, потому что приводит в соприкосновение с Источником Жизни…

Мы думаем о себе, что мы причастны этой Любви: каждый из нас любит что-либо, коголибо. Если и есть люди, которые ничего не любят, уже здесь пребывающие „во мраке преисподнейшем“, то это редчайшее явление. Мы все любим близких, родных, друзей, людей нашего образа мыслей. Но та ли это Любовь, которую ожидает от нас Христос?

Из бесконечного количества явлений и лиц мы выбираем родственные нам, включая их в свое расширенное „я“, и любим их. Но стоит им отойти немного от того, за что мы их избрали, как мы изольем на них полную меру ненависти и презрения, в лучшем случае – равнодушия. Это человеческое, плотское, природное чувство, очень ценное в земном мире, но теряющее смысл в свете жизни вечной. Оно непрочно, легко переходит в свою противоположность, принимает поистине демонический, собственнический характер. Если бы в нас была действительно стихия Божественной Любви, то она изливалась бы на всякого – на доброго и злого, на приятного и отвратительного».

«Не говори: я благороден, а он низкого рода, – земное благородство без благородства веры и добродетели – пустое имя. Что в моем благородстве, когда я такой же грешник, как другие, или еще хуже? И любить-то ближнего надо не по-своему, а по-Божьему, т. е. не по своей воле, а по Божией.

Наша воля – любить бы только любящих нас, а врагов или неприятных нам почемулибо людей презирать, ненавидеть, гнать. Но Бог хочет, чтобы мы их-то тем более любили, как больных; чтобы и мы-то сами, как больные самолюбием, гордостью, презорством и злобою, врачевали себя любовью и смирением, прилагая этот всецелебный пластырь и на их сердечные раны. Исправляя духовные болезни других, отнюдь не надо быть высокомерным, не надо озлобляться или сердиться и выходить из себя, думать не о пользе ближнего, а о самом себе и служить своему самолюбию и вообще своим страстям» – так заповедал святой праведный Иоанн Кронштадтский.