– Я не видел его.
– Посмотри, он крут, даже очень.
– Примерно о чем?
– Двое в открытом море.
– В лодке?
– Вовне ее.
– Не знаю к чему, но я подумал, что добро – это совсем не то, что мы думаем.
– А что мы думаем?
– Ну, что добро – бесплатное лечение людей, бесплатная раздача продуктов.
– А по-твоему что?
– Бесконечность и вечность.
– Когда мы путешествуем по всему космосу и не умираем?
– Да, искусство при этом гигантские небоскребы из стекла – книжные магазины.
– Ну так целые планеты из книг.
– Всё так, не иначе, Нада.
– А иначе – это признание в любви – от акулы. Как медведь или акула признаются в любви? Они съедают того, кого любят. Никого подобного себе не любят они. Только лань или человека.
– Ну да, но когда ты говоришь, знаешь, кого ты мне напоминаешь?
– Не знаю.
– Саму себя.
– Жуть. Это страшно.
– Именно это я и имею в виду.
Компот невообразимо кончался, бурлил и кипел просто так, Нада усмиряла его собой. «От заката до рассвета» фильм о том, что вырвалось из головы Тарантино наружу. Чтобы хоть как-то успокоить приближающуюся мировую катастрофу, было решено снять этот фильм. Вообще, искусство, всё мировое искусство – один сплошной гигантский зверь, посаженный в клетку». Мага пожарил сосиски, нарезав их, налил рядом кетчуп и усадил Наду завтракать.
– Вкусно? – спросил ее он.
– Очень, – ответила Нада и облизала пальцы.
Они поели, выпили чай и посмотрели друг на друга.
– Сказать, что человек склонен к самоубийству, – дать карт-бланш его убийцам, среди которых он сам.
– Это ты к чему? – спросила Нада.
– К тому, что я поэт.
– И?
– Еще ни один поэт и – шире – творческий человек не покончил с собой. Были только убийства.
– Даже если он поднес пистолет к своему сердцу и выстрелил?
– Даже если и так.
– Ну тогда и Блока убили. Бродского тоже.
– Да. И если подумать, то ужасы показывают по ночам не случайно, потому что это сны спящих людей, вышедшие наружу и транслирующиеся через экран. Это объективация голов.
– Ужасы? Фильмы? Какое кино ты хотел бы снять?
– Боевик, мелодраму, ужасы, комедию, триллер, эротику и порно в одном лице.
– О, я бы посмотрела. Или даже снялась. Но не в последнем случае.
– Я так и понял.
– Ну. А вот что, скажи, если соберутся все жители земли и скажут тебе: улетай, мы больше не держим тебя, наши воли смирились, что ты сделаешь?
– Улечу.
– Ну это понятно, я про то, если у тебя ничего не получится, машинка перемещения не появится, смартфон не получит дополнительную функцию и инопланетяне не прилетят. Как ты поступишь?
– Я? Встану на сторону всех людей и обращусь к пустоте. Я скажу: улетай.
– И пустота улетит и вернется с божьим воинством – армадой Иисуса Христа?
– Именно.
Они вышли на улицу и сели на лавочку возле подъезда, где к ним подошел парень, похожий на Датви, и сел рядом с ними. Нада прижалась к Маге.
– Меня зовут Ашот, – сказал парень, – я изучаю Арцах, вдыхаю камни, горы, песок.
– И они становятся тобой? – спросил Мага.
– Ты то, чем ты дышишь, – ответил Ашот. – Я – Армения, Азербайджан и Арцах. Я дышу только ими. Втягиваю ноздрями женщин, мужчин, детей. И я скажу так: легкие – это Азербайджан и Армения, сердце меж них – Карабах.
– Ну, он не совсем меж ними, – возразила Нада.
– Не суть важно, – продолжил Ашот, – оно общее и ничье. И в то же время – оно всего организма, всего человека. И нельзя так делить его, как делили раньше.
– Карабах стучится и бьется – он заперт и он разбит.
