– Не знаю, откуда такой вывод, – добавил он после, – но так захотелось сказать. Можно ведь орать «член – это насос, который выкачивает из женщины всю грязь», но я не буду озвучивать это.
– Уже озвучил.
– Только для вас, – парировал Наде Мага. – Хочу прочесть всего Томпсона.
– Читай, – сказал Датви.
– Попробую скоро. А вообще, сейчас время книг, которые можно с любого места читать.
Ушли от каруселей, зашли в сумасшедший дом, выстроенный на аллее, с открытыми дверями и койками, на которых может любой полежать и полечиться от болезней Декарт и Паскаль. Трое прилегли на кроватях и закурили.
– Добротное сумасшествие, – сказал Мага.
– Сочащееся по стене и стекающее в ведро, – добавила Нада. – Когда здесь никто не лежит, то светит солнце – всегда. И хочется сказать, что сумасшедший тот, для кого реальность нормальна, время естественно, смерть неизбежна. Это надо лечить.
– Свобода – это то, куда запирают, – сказал Датви.
– Почему? – не согласилась с ним Нада.
– Свобода – это замкнутое пространство, оно в творчестве, а это закрытые места: бумага, синтезатор, полотно, – объяснил Датви. – Вот снимают фильм на природе, и что? Там свобода потом, на экране, там искусство, а не в процессе съемки. Съемки – это работа, кино – это наслаждение.
Взяли по тонику, забросали свои желудки жидкостью, вымерли в одном месте и воскресли в другом.
– Где мы? – спросила Нада.
– На улице Руставели, – прочел Мага табличку.
– И что он писал? – снова спросила Нада.
– Улицы и писал, – пояснил Мага, – строки есть улицы, дома между ними – пробелы.
Попили газировки на углу и пошли в гости к Датви, чтобы играть в Xbox.
После гонок внутри экрана, выходящего наружу микрочастицами, пили горячий чай.
– У животных тоже есть национальность, – сказала Нада и сделала глоток.
– Порода?
– Национальность, – повторила для Датви Нада.
– Я понял, – ответил Датви, – и мне почему-то подумалось, что скоро русские хлебнут Циолковского и Гагарина, заразятся ими и сами станут приезжими в России. Так поменяется мозг.
– И будут продаваться таблетки Марс, Юпитер, Сатурн, – сказал Мага. – Выпил Венеру – и ты на ней.
– О, интересно очень, – промолвила Нада и помыла стакан.
Она раздула щеки и с шумом выпустила воздух из них. Мага рассмеялся, в том числе и отсутствием зуба, и взял с полки книгу.
– Что за книга? – спросила Нада.
– Не моя. Блока. Его стихи.
– Хорошие. И я тут подумала, почему созвучны слова «девушка» и «дедушка»?
– Потому что между ними много общего, – пояснил Датви, – я бы даже сказал, что иногда они одно и то же.
– Поразительно, – удивилась Нада.
– Да, – отчеканил Датви.
Чай пах имбирем, неся по своим волнам чаинки, будто из прошлых лет, танковых, пушечных и мясных, проникнутых кровью восемнадцатилетних людей, учащихся в университете и пьющих водку и пиво между занятиями. «Кораблекрушение! Все испытали его, все окунулись в него, каждый пережил переход в тридцатилетие, когда ты уже другой человек, полностью обновленный, без дурачеств, знакомств, юности, выноса мозга, гулянок по вечерам и ночам, города Сочи в глазах, на устах и на сердце».
– А вот интересно, когда победят смерть? – спросила будто никого Нада.
– Смерть? – переспросил Мага. – Трудно сказать. Должны.
– Смерть может уйти, – сказал Датви, – но надо понять, что умирает только имя человека, его кладут в гроб, а сам человек живет.
– Интересная мысль, – отвернулась Нада и начала изучать книги. – У морей есть название: Черное море, Белое. Ну и так далее. Надо идти дальше, конечно. Стакан воды Кошкино. Графин с водой Солнцево. Бидон молока Чернигово. Так и надо теперь.
