– Павел будет ждать нас?
– Что, простите? – не поняла Элизабет.
Таня не заметила, что последнюю фразу произнесла по-русски. Миша встрепенулся и спросил:
– Кто нас будет ждать?
– Папа. Твой родной папа, – объяснила Таня и посмотрела на Элизабет. – Но каким образом мы с ним сумеем связаться? Нет, я не понимаю. А скажите, как он сейчас выглядит?
– Я не видела его, – терпеливо повторила Элизабет, – но я уже объяснила, что опасности для жизни нет. Он поправляется. Извините, мне уже пора. Да, и еще, печальная весть. Скончалась ваша тетушка. Джозеф просил сказать… Пардон, я забыла, что именно. Знаете, он говорил так много, так возбужденно, все вылетело из головы. Впрочем, кажется, ничего важного. Только эмоции.
– Где похоронена моя тетя, не знаете?
– Где-то на окраине Стамбула. А, вот, вспомнила. Джозеф просил сказать, что очень любит вас всех и будет с месье Данилофф, пока не передаст его вам, с рук на руки. Он уверен, что найдет возможность информировать вас и месье Данилофф таким образом, чтобы вы не потерялись. О, пардон, у меня больше нет ни минуты.
* * *
Москва, 2007
На Брестской в квартире старика Агапкина вместо привычной сиделки-капитана Кольта встретил сотрудник службы безопасности по фамилии Савельев. Сонный, мятый, Савельев вышел из кабинета, шаркая тапками, потягиваясь. Он был в джинсах и черной футболке. Зевнул во весь рот, улыбнулся и прошептал:
– А, Петр Борисович, здравствуйте.
Эти тапки, зевок, улыбка взбесили Петра Борисовича. Но он сдержался, спросил спокойно и сурово:
– Что здесь происходит?
– Ничего особенного. Все спят, – ответил Савельев и опять зевнул. – Чаю хотите?
– Какого чаю? Где старик? Кто с ним?
– Федор Федорович у себя в спальне. С ним Софья Дмитриевна. Все нормально, не волнуйтесь.
Надо было просто войти в спальню, хотя бы взглянуть на старика, но Кольт малодушно медлил, боялся, что не выдержит, сорвется, расплачется, и от этого злился все больше.
– Что значит – нормально? – прошипел он, исподлобья глядя на Савельева. – Где врач? Где сиделка?
– Нет никого, кроме меня и Софьи Дмитриевны.
– Почему?!
Савельев прищурил близорукие глаза, посмотрел на Кольта без всякого почтения и сказал:
– Петр Борисович, будьте добры, пожалуйста, не кричите. Софья Дмитриевна только что заснула, а спит она очень чутко. Давайте мы побережем ее силы.
– Почему нет врача? – повторил свой вопрос Кольт с ядовитым вкрадчивым спокойствием.
– Видите ли, ситуация достаточно сложная. Кажется, Иван Анатольевич не все сказал вам.
– Что ты мелешь, служивый? – тихо взревел Кольт. – Иван Анатольевич мне всегда говорит все! Это его обязанность! Или ты намекаешь, что Зубов от меня что-то скрывает? Кто ты вообще такой? Что ты себе позволяешь? У старика приступ, ты тут дрыхнешь, а он может умереть в любую минуту.
– Да, стало быть, не знаете, – пробормотал Савельев и после паузы добавил чуть громче: – Софья Дмитриевна сделала Федору Федоровичу инъекцию.
– Какую инъекцию?
– Ту самую, Петр Борисович.
Кольт медленно опустился на диван, посидел мгновение, тряхнул головой, вскочил и принялся шарить в карманах пиджака, искать сигареты. Нашел пустую пачку, скомкал, швырнул в угол.
– У нее не было препарата! Не было, ты понял? Все осталось там, на яхте! Как она могла вколоть ему? Что вколоть? Ну! Отвечай!
Савельев молча вышел из комнаты. Через минуту вернулся с сигаретами, протянул Кольту пачку.
