Небо нашей любви - страница 12

– О, Валерочка, пожаловал, собственной пэрсоной! – говорил дядя Моня, поднимаясь со своего рабочего стула, который для удобства, был оббит кожаными лентами.

В его мастерской пахло резиновым клеем и свежевыделанной кожей, а его рабочий халат был весь измазан клеем, к которому случайно прилипли кусочки резины.

– Ви, – говорил он, – снова порвали «пузырик»? Видимо невиданные баталии бушуют на вашем дворовом стадионе, раз вы так часто рвете мои американские капроновые нитки, – спрашивал он, глядя на рваный мяч, через круглые очки, опущенные на кончик носа.

– Дядя Моня, заштопайте, пожалуйста! А то эти футболеры, будь они не ладны – от меня не отстанут, – говорил Краснов. – А деньги я занесу вам, на днях, как только батька получит зарплату. Он мне каждый раз дает. К сожалению, сегодня, в моих карманах финансы, поют романсы.

Моня очень хорошо знал Валерку Краснова и всю его семью, поэтому верил ему, как своему сыну Давиду. Валерка никогда не подводил сапожника, и всегда вовремя возвращал то, что обычно был должен за ремонт потертых ботинок или мяча.

Моня брал мяч, аккуратно засовывал в него тряпки, и с виртуозной ловкостью при помощи дратвы и шила, очередной раз зашивал мяч, придавая ему первозданную прочность. В эти минуты подобного таинства, пацаны, завороженные работой мастера, замирали, и, словно под гипнозом, наблюдали за каждым движением старого и мудрого сапожника.

– Держите, Валерочка, ваш «пузырь»! Я думаю, он вам еще немного послужит! Я вам советую купить себе кожаный мяч с надувной каморой, вот тогда бы вам, не пришлось бы тратить деньги на ремонт этого барахла. Сегодня у Мони Блюма великолепное настроение. Я хочу вам Валерочка, сделать подарок. Старый еврей Моня Блюм хочет на долгие годы оставить вклад в развитие Советского спорта в городе Смоленске. Поэтому я не буду брать с вас деньги. Может, вы станете знаменитыми футболистами, которыми будет гордиться не только наш город, но и вся советская страна…..

– Дядя Моня, спасибо, – хором закричали пацаны. С криком ура они вновь бежали на поляну, чтобы к вечеру, вновь порвать то, что удалось исправить сапожнику.

На какое-то мгновение, Краснов оставался с дядей Моней наедине. Блюм, видя в нем родственную душу, предлагал выпить крепкого чая, чтобы немного побеседовать.

– Вы Валерочка, не спешите, – спросил он, чтобы поделиться тем, что наболело на его сердце.

– Нет, вроде бы….. Мне последний год осталось учиться. Не хотелось, бы терять свою форму. У меня дядя Моня, есть желание поступить в военное училище. Хочу быть как отец военным летчиком. У нашего аэроклуба заключен договор с одесской школой военных летчиков имени Осипенко. Если повезет, то меня зачислят без экзаменов.

– Это очень хорошо, – говорил Моня, поправляя на носу очки. – А если война и вам придется воевать.

– Нет, не боюсь! Если завтра война, если враг нападет….. Если темная сила нагрянет…. Как один человек, весь советский народ, за любимую родину встанет, – пропел куплет Краснов, растягивая рот в улыбке.

– Ну-ну, – кивая головой, говорил Блюм. – Конечно, не приведи господь, но очень хочется посмотреть, как вы потом будете петь.

– Товарищ Сталин говорит нам, что мы будем воевать малой кровью и на стороне противника. А я дядя Моня, ему верю. Поэтому хожу в аэроклуб! Я между прочим уже на планере научился летать. И значок у меня есть «Ворошиловский стрелок». Вот так, вот! – похвастался Краснов не скрывая своего оптимизма.