Небо нашей любви - страница 40



– А. Красновы здесь живут? – спросил он, переминаясь с ноги на ногу.

– Да, – ответил Валерка, –Я Краснов, – сказал он, не представляя, что нужно парню.

– Я тебе «маляву» с «кичи» притаранил, – сказал он по «фене», и снял с головы засаленную кепку. – У тебя «мойка» есть? – продолжил он, глядя на Валерку большими глазами.

– Слушай, я ничего не понял, что за «малява», что за «мойка»? – переспросил Валерка, пожимая плечами.

– Меня звать Сергей, мое погоняло Карнатик, я с тюрьмы, вам письмо принес от вашего папаши…. Дай мне «мойку», тьфу Ты лезвие. Мой, каторжанский «лепень» пороть будем.

– Пройди в квартиру, – пригласил его Валерка, и провел парня в комнату.

Достав лезвие, он подал его пареньку и стал с интересом наблюдать за его действиями. Тот снял пиджак и с ловкостью вспорол лезвием заплатку на рукаве, под заплаткой лежала записка.

Сердце Валерки казалось в ту секунду, вырвется из груди. Он смотрел на кусочек промасленной бумаги, и каким-то шестым или даже седьмым чувством почувствовал, что это послание писал его отец.

– Мам! – крикнул он матери. – Тут от отца, письмо принесли!

Мать ворвалась в комнату с глазами полными надежды и накативших на глаза слез. Она в этот миг ничего не могла понять. Схватив трясущимися руками жалкий кусок бумаги она даже не могла прочесть то, что было там написано. Слезы почему–то градом катились по ее щекам.

Светлана старалась развернуть сложенную записку, но трясущиеся руки мешали это сделать. Она, увидев, что у нее ничего не получается, вновь вернула записку Валерке, и затаив дыхание, посмотрела на сына.

– Валера, сынок, –прочти. Я очень волнуюсь….

Валерка аккуратно развернул записку. В его глаза брызнули до боли знакомые буквы отцовского почерка. На глаза мгновенно накатила пелена проступивших слез. Он, глубоко вздохнул, и набрав полную грудь воздуха, начал читать:


«Моя Светочка и Валерка! Много написать у меня не получится. Хочу, чтобы вы знали, что я ни в чем не виновен…. Не стоит слушать людскую молву и даже верить приговору, по которому меня пытаются осудить. Я не думаю, что у меня будет возможность написать еще, но при оказии обязательно я это сделаю. У меня нет слов, чтобы выразить все то, что я чувствую к вам в этих холодных и сырых стенах. Я верю, что наш Валерка станет настоящим мужиком и никогда….»


Записка закончилась как–то внезапно и непонятно. Было ощущение, что сатрапы смоленского НКВД просто вырвали ее из рук, не дали шанса закончить отцу предсмертное послание.

– А что дальше? – спросила недоуменно мать.

– А все, – ответил сын удивленным голосом и подал записку матери.

– Я, это…. Хочу сказать, что батьку вашего из камеры тогда забрали. Он мне сунул эту «маляву», и, уже уходя, назвал ваш адрес. Еще он сказал, что вы денег мне дадите, – сказал Карнатик, кусая свои ногти в ожидании причитающегося вознаграждения.

Мать Валерки сидела за столом, подперев голову руками. По ее лицу текли слезы, и она ничего в эту минуту не понимала. Огромное горе сжало ее сердце сильной рукой разлуки, и она почувствовала, что это письмо от мужа было последним.

– Мам, у тебя есть деньги – надо с курьером рассчитаться, – сказал Валерка, положив свою руку матери на голову.

Словно отойдя от сна, мать встрепенулась. Она вытерла накатившиеся слезы, тихо сказала:

– Ах, да! Прости меня малыш – я совсем расклеилась. Привстав из-за стола, она подошла к комоду. Вытащив из него шкатулку, Светлана достала червонец и протянула его пареньку.