Едва ураган разыгрывался, она уже торопилась к речке Дроздовке. Там продолжались ее суровые заклинания:
– Не жалей, зима, свой гнет,
Куй мощней и крепче лед.
Аж до самого до дна
Стыньте, души, ото льда.
У самой Горевухи душа, видимо, уже совсем заледенела, и она щедро делилась ею со всем миром.
Но и этого ей казалось мало. Тогда она отправлялась в чистое поле, что сразу за оврагом у края села. Там, стуча клюкой о замороженную землю, призывала к злодейству невидимые силы:
– Не скупись на холод, стужа.
Мне мороз страшнее нужен.
Заморозь весь белый свет.
Все застынет в вихре бед.
И тогда самые суровые морозы начинали неистовствовать по всем Дроздам и их окрестностям. А Горевуха ликовала:
– Бойся, бойся, стар и млад!
Погубить мороз вас рад.
И трясла своей клюкой в вихре снежного буйства, радуясь своей власти.
А народ дроздовский, загнанный лютой старухой по домам, сидел в них сиднем, не вылезая, боясь холода пуще огня. За заледенелыми окнами люди не видели ничего, кроме снежной бури, а за наглухо закрытыми дверями не слышали ничего, кроме ее жуткого завывания. И никто из них не ведал, что все это – дело рук Горевухи.
Лишь изредка выбежит кто-нибудь из теплой избы на жгучий мороз то ли за вязанкой дров, то ли за водой, то ли скотину покормить. И увидит тогда в снежном облаке не то птицу, не то зверя в черном одеянии, рыскающего с длинной клюкой по заметенным дроздовским дорогам. Перекрестится добрый человек и скорей в избу воротится от беды подальше.
А страшная старуха все бродит на ветру, не боясь жуткого ненастья, все нашептывает себе под нос глухие проклятья, утопающие в вое вьюги.
Тут и весне срок пришел, а зима, прочно обосновавшись на дроздовской земле, и не думала покидать завоеванные ею пределы. А вещая старуха только подогревала ее холодный пыл и, поднимая к небу костлявый кривой палец, наговаривала:
– Весны не будет.
Как-то пробегали ребята мимо горевухинского дома и увидали ее, стоявшую у калитки прямо под грозной черной тучей. Завидев детишек, старуха замахала на них клюкой, и они припустили быстрее.
– Мама, мама, а почему баба Гавриловна на нас ругается? – пожаловалась матери прибежавшая домой старшая дочка Меланьи Анютка.
– Ну, наверное, вы плохо вели себя. Вот она и рассердилась.
– И вовсе нет. Она сказала: весны не будет.
– Это она напрасно так сказала, – ответил глава семейства плотник Прохор, сколачивая новую скамейку. – Не слушайте вы ее. И чего зря сидите? Спать пора.
Дети отправились на теплую печь, но спать не стали.
– А разве так бывает, чтобы весны не было? – с недоверием прошептал маленький Яшка, прячась под толстое одеяло.
– Бывает, раз Горевуха так говорит, – ответила шепотом Анютка. – Она старая, потому все знает.
– Я боюсь эту бабусю.
– И я боюсь.
Детский шепот прервал грозный голос Прохора:
– Тихо! Будете баловаться, Горевуху позову. Тогда вам несдобровать.
А сам нервно покачал головой и вопросительно посмотрел на жену. Та даже передернулась от неприятного ощущения, вызванного одним только упоминанием о злой старухе.
Накликав беды, Горевуха держала теперь в страхе не только детей, но и взрослых дроздовцев.
– Весны не будет, – слышали изредка прохожие, видя на улицах черный силуэт с клюкой, и спешили прочь.
И детям строго-настрого было велено избегать всякой встречи с бабой-бедой.
