Нечаянная свадьба - страница 9



, – а также несколько французских романов мсье Дюма, еще не разрезанных, купленных перед самым отъездом… Видеть этих друзей своей души лежащими на пыльной дороге Лиде стало так больно, что она едва не разрыдалась.

Не доверяясь более никому, она собрала книги, сложила их в чемодан, застегнула его понадежней, сама, натужившись, взвалила на повозку и только тогда подошла к Феоктисте и Степану, которые, не обращая на ее хлопоты ни малейшего внимания, внимательно разглядывали переднее колесо шарабана.

– Что случилось? – спросила Лида.

– Ось перегорела! – буркнул Степан.

– Как же мы поедем? – испугалась девушка.

– Да как-нибудь! – бесшабашно ответил Степан, словно не он только что чесал в затылке, пытаясь понять, что делать с перегоревшей осью, и бодро полез на козлы.

– Садитесь, барышня! – пригласила Феоктиста, проворно взбираясь на свое место.

– Но как же ось?!.. – робко заикнулась Лида, однако Степан махнул рукой:

– Да ништо! Как-нибудь!

– Лишь бы до сумерек поспеть! – завела прежнюю песню Феоктиста, и тут Лида не сдержала любопытства:

– Почему вы так боитесь сумерек?

– Места здесь, близ Протасовки, дурные, – поежившись, пояснила Феоктиста. – Речка Вязня – ох опасная! Есть места чистые, а есть такие, что в травах подводных да иле увязнуть можно запросто. А еще говорят, будто чудища там живут, имя которым и есть вязни. Оттого и название река получила, да и всем Вязникам его дала. В стародавние времена, сказывают, вязни утащили к себе какого-то князя, ну и с тех пор призрак его ночами по берегам шастает и народ к себе заманивает, хочет еще кого-нибудь в тине утопить, чтобы не скучно ему было. Немало душ невинных погубил! Но всем здешним страхам страх – это, конечно, Маремьяна.

– Кто ж такая это Маремьяна, если она даже страшней призрака? – поежилась Лида.

– Маремьяна, барышня, это… – начала объяснять Феоктиста.

– Вот она! – вдруг испуганно прохрипел Степан, натягивая вожжи одной рукой, а другой, с зажатым в ней кнутовищем, ткнув куда-то в сторону.

Лида повернулась туда и увидела сороку, которая взмыла из придорожной рощицы и, подлетев совсем близко к шарабану, зависла в воздухе, едва шевеля крыльями, в точности как это делают ястребы, паря в воздушных потоках. Однако чтобы сороки вот так парили прямо над землей, да еще вертя при этом головами с превеликим любопытством, Лиде видеть еще не приходилось.

– Пошла прочь, сила нечистая! – закричала Феоктиста, правой рукой крестясь, а левой размахивая и норовя прогнать сороку, которая, впрочем, не обращала на ее действия никакого внимания и продолжала, вертя своей маленькой, иссиня-черной головкой, наблюдать за людьми.

– Степка, прогони ее! – взвизгнула Феоктиста, но Степан даже не пошевелился, уставившись на сороку как зачарованный.

Наконец, похоже, сороке надоело разглядывать людей, она порскнула в сторону и скрылась в той же рощице, откуда прилетела.

Феоктиста и Степан вздохнули с таким облегчением, так истово перекрестились, что Лиде стало смешно.

– Почему вы думали, что сорока послушается Степана? – спросила она Феклисту.

– Потому что Степка с Марфушкой, Маремьяниной дочкой, хороводился, дурень! Будто других девок не осталось, только это ведьмино отродье! – непримиримо воскликнула Феоктиста.

Степан только зыркнул на нее исподлобья:

– Не со мной одним, известно, Марфушка хороводилась! Нагуляла уж точно не от меня!

– Значит, Маремьяна – ведьма?! – так и ахнула Лида.