– Кого там несёт в такую рань?
Контрразведчики переглянулись.
– Полиция, – проговорил Грымов строго, – у вас сработала сигнализация, мы хотели бы убедиться, что с вами всё в порядке.
Воеводин вопросительно поднял брови, помощник ответил кивком, отвечая утвердительно на немой вопрос: квартира на сигнализации?
– Какого дьявола? Я сплю, у меня всё нормально.
– Разрешите проверить? Сами же потом будете жаловаться на нашу нерасторопность.
Раздалось ворчание, треск, через минуту дверь приоткрылась, натянув три защитные штанги.
– Ну, я хозяин, убедились?
Воеводин разглядел в щели заспанное мужское лицо, вихор седых волос, достал красно-чёрный кругляш опознавателя, протянул хозяину квартиры.
– Всеволод, ты или спишь, или у тебя ранний склероз. Не узнал?
Кругляш высветил над собой голографическую структуру, в которой сплелись данные Воеводина (генерал контрразведки и всё прочее) и его портрет.
– Ах ты, мать честная! – пробормотал Шапиро. – Степан…
– Не продолжай, соня, – не дал ему закончить фразу Воеводин, – это не для чужих ушей. Впустишь нас? Есть разговор.
Защитные штанги щёлкнули, размыкаясь, дверь открылась.
– Извините, я оденусь, – не смутился Шапиро, вернул кругляш и рысцой побежал в одну из комнат. – Проходите в кабинет.
Воеводин, впервые попавший к учёному, с интересом заглянул в комнату слева, оказавшуюся гостиной.
Впрочем, в данном случае это скорее была библиотека старинных книг и одновременно лаборатория. Судя по отсутствию уюта и неубранности помещения, жил физик один, без женщины. Хотя Грымов утверждал, что у него есть пассия.
Иван достал из кармана необычной формы перстень, надел на палец, поднял руку над головой и быстро обошёл все комнаты модуля. Вернулся в крохотную прихожую, снял перстень СОМа, называемый сотрудниками спецслужб «дятлом».
– Всё чисто.
Появился Шапиро, одетый в зелёный шёлковый халат с красными драконами.
– Идёмте, обувь можете не снимать.
Прошли в кабинет, мало чем отличавшийся от гостиной, не считая размеров. Здесь тоже наличествовали книжные полки, по углам прятались коробки разного размера, стол был загромождён какой-то сложной аппаратурой, сбоку от него светился в воздухе метрового размера виом, внутри которого мерцала длинная инженерная конструкция, напоминавшая ферму моста.
Воздух в комнате был насыщен смесью запахов, больше присущих какому-нибудь заводу, чем жилому помещению.
Грымов косо глянул на шефа, указав глазами на «ферму моста»: это было схематичное изображение Суперструнника.
Шапиро заметил обмен взглядами, выключил виом, сбросил с диванчика у стены какие-то пакеты и проволочные геометрические фигуры.
– Присаживайтесь.
Гости сели.
Физик устроился в кресле, повернув его к диванчику.
– Что привело ко мне столь значимых деятелей контрразведки?
Гости молча принялись разглядывать учёного, работающего в Минском физтехе, известном тем, что в его стенах родилась Теория Великого Объединения, гордо называемая самими физиками «Теорией Всего». В институте в своё время работал и главный идеолог Суперструнника Фердинанд Херциг, оказавшийся впоследствии эмиссаром Знающих-Дорогу.
Молчание затянулось.
Грымов ждал инициативы шефа, Воеводин же, давно не встречавшийся с физиком, хотя в своё время они сдружились и были на «ты», не спешил начинать разговор, копя впечатления.
Шапиро почувствовал неловкость, перекинул ногу на ногу.
– Слушаю вас.
– Хорошо выглядишь, – сказал Воеводин.
