– Я безумно хочу посмотреть сауну, – сказал Кларк.
Мика отвел нас в конец коридора и открыл дверь. Внутри пахло сосной, там стояли четыре дощатые лавки и разные стулья. В углу была дверь, которая вела в маленькую внутреннюю комнату с единственным черным окошком. Мы с Кларком открыли ее и заглянули внутрь. Там были две широкие полки, что-то вроде контейнера для угля и деревянное ведро с ковшом. Я присоединилась к охам и ахам, потому что это было, как сказала Симона, по-скандинавски очаровательно. Еще это было чертовски зловеще, в духе этакой «Хижины в лесу».
– Можно я буду спать здесь? – спросил Кларк. – Без обид, Гаэль, но, думаю, нам обоим будет проще ночевать в разных комнатах. Не, действительно, мне правда нравится этот древесный запах.
– Можешь спать, где хочешь, – сказал Мика. – Я хочу, ребят, чтобы вам было комфортно. Пока вы располагаетесь, я найду какое-нибудь постельное белье для Кларка. Давайте потом встретимся на кухне. Сегодня будем как местные. Сосиски, сыр, картофельная запеканка, немного пива – всё цивилизованно. Нам же нужно сохранить порох сухим на Новый год!
Все вывалились за дверь, в полном восторге от нашего нового жилища. Остались только мы с Кларком.
Я подошла и уткнулась головой ему в плечо.
– Спасибо, – сказала я. – Ты хороший человек.
Он положил голову на мою.
– Мы всю жизнь выбираем что-то, душечка, – сказал он. – Пусть у нас всегда будет свобода выбора. Знаешь что, можем и позже разобрать вещи. Я хочу чешского пилснера и того вонючего пивного сыра. Вот видишь, ты уже рада, что мы не в одной комнате!
Он поцеловал меня в лоб и широкими шагами направился за остальными в коридор.
Мы никуда не выходили тем вечером. Куда бы? Мика и Ловиса приготовили что-то не слишком запоминающееся на ужин. Мы поиграли, выпили крепкого чешского пива и уставились на огонь, обсуждая, что может значить для нас миллениум. Мы с оптимизмом думали о будущем, друг о друге, о планете. Вместе нам было приятно, комфортно и радостно. Мы с Ловисой сидели на коврике из овечьей шкуры, взявшись за руки и облокотившись на диван, смеясь над ее переводами финских рождественских песен. Дхан высвободился из осьминожьих объятий Симоны, встал перед камином и зарядил речь о новых началах для каждого из нас. Он поблагодарил Мику за место для празднования, поблагодарил всех нас за то, что мы самые лучшие друзья в его жизни, поблагодарил всех, кто варит чешский пилснер. Последнее, что я помню перед тем, как пожелала друзьям доброй ночи, – это то, что я ела какую-то приторную ореховую выпечку. Понятия не имею, откуда она взялась, но она намертво склеила мне зубы, и бóльшую часть я выкинула в огонь. Все пошли спать рано. В конце концов, мы берегли себя для начала нового тысячелетия.
Часто подготовка к вечеринке оказывается веселее, чем само действо. Мика встал первый, выжал апельсины и, как ни удивительно, испек свежий хлеб. Он здоровался с нами, по одному забредающими на кухню, и, судя по его свежему румянцу, к тому времени уже успел сходить на пробежку.
Завтрак у нас был медленным, мы провели на кухне больше двух часов и выпили по несколько кружек кофе. Не считая нашего хозяина, первой встала я, и почти сразу – Ловиса. Я никак не могла валяться в кровати, когда с кухни доносились такие великолепные запахи. Мы обе подключились к процессу: резали хлеб, накрывали на стол, жарили бекон и омлет для себя, Симоны, Дхана и, в конце концов, Кларка. С завтраком мы покончили к 11:30, и пора было браться за работу.
