Неделя на Манхэттене - страница 21
Мы двинулись к тележкам, которые, в отличие от бесплатных российских, стоили по 5 долларов и охранялись двумя чёрными амбалами в форме. Почему перемещение тысяч пассажиров контролировала орущая тётка с парой дебилов, а стадо тележек пасли два амбала, я так и не поняла. За 3 часа в аэропорту Кеннеди не было возможности дать весточку в Москву, и никто не отвечал на вопрос о вайфае. Мы попёрлись с багажом на тележке в зону вылета, и там немолодая чёрная сотрудница созналась, что в старом терминале вайфая нет. Это была первая встреченная нами вежливая и улыбчивая сотрудница аэропорта.
– Театр начинается с вешалки, страна – с вокзала или аэропорта! – заголосила я.
– Вечно ты всё преувеличиваешь, – откликался муж, словно что-то здесь можно было преувеличить.
Частный извоз в Нью-Йорке запрещён, но на нас немедленно налетели местные бомбилы с американским: «Такси, начальник! Куда ехать, командир?» Рожи у них были такие, что мы рванули со своей пятидолларовой тележкой в очередь к такси, и я пожалела, что нас не встречает Новодворская с плакатом: «Арбатова, гоу хоум из Америки!» Ей-богу, мне было что ей сказать!
Длинной очередью официального такси распоряжался чёрный парень с характерной наркоманской худобой и трясучкой. Завидев нас в хвосте, он предложил такси без очереди, видимо, тележка придавала нам весу, ведь в Америке экономят каждый цент, а парень рассчитывал на чаевые. Никто из находившихся впереди нас не возмутился, и это насторожило, ведь мы ещё не знали, что американцам всё по фигу, и решили, что парень самодеятельно контролирует очередь, зарабатывая на дозу.
Когда подошла очередь, парень определил нас в жёлтый пикап и сунул листовку с телефоном, по которому жалуются на обслуживание. Таксист газанул, показалось, что жизнь налаживается, но… я поскорее опустила окно и спросила мужа:
– Сейчас я опять преувеличиваю?
– Сейчас нет, – кивнул муж и открыл своё окно.
Водитель ньюйоркского такси отделен от пассажиров стенкой с прозрачным пуленепробиваемым окошечком. Ему было нормально, но пол нашей части машины кто-то использовал как туалет, и стоял невыносимый запах мочи. Чтобы выжить, я выдвинула голову в окно. С этой позиции отлично просматривалось зеркало над водителем, его сонное, немного детское лицо, и то, как он держит левой рукой руль, а правой всё время запихивает что-то в рот. Сперва гамбургер, высунувший зелёный язык салатного листа, потом орешки в ярком пакетике и, наконец, шоколадный батончик с мультяшкой на упаковке.
Мы пролетели мимо неказистых домиков Квинса, где в убогой квартирке «русского квартала» жил Довлатов, не подозревавший, что 63rd Drive однажды переименуют в Sergei Dovlatov Way. Нью-Йорк встречал нас хамской работой аэропорта, унылыми промзонными пейзажами, крупными ржавыми мостами и бесстыдным запахом мочи. Это было как-то уж слишком литературно, слишком по-довлатовски. Я представляла себе въезд в Нью-Йорк на огромной плавной «Краун-Виктории», считавшейся прежде символом города, но муниципалы начали менять их на экономичные тупорылые японки.
Несмотря на слухи о качестве американских дорог, из аэропорта до отеля ехали по чему-то невозможному – дырка на дырке, латка на латке, штопка на штопке. Где-то шёл ремонт, а где-то казалось, только закончилась бомбежка. Дороги в Нью-Йорке не асфальтируются, а складываются из плит цементобетона, замазываются на стыках, и машина скачет как заяц.