А утром она не увидела солнца. Небо вдруг закрылось низкими облаками, задул противный холодный ветер. Оставшиеся два дня до отъезда они проходили в свитерах, и искупаться в розовом море у неё больше не было никакой возможности.
***
«Эти тучки пониже будут тех, египетских. Да и ветерок явно посвежее». Анна поёжилась и застегнула молнию повыше. Да уж, северное лето: градусов пятнадцать всего, и ветер какой-то холодный. Главное, когда на станции в Городке выходили, вроде солнышко показывалось. И потом весь час, пока ехали до Посёлка, хмари такой не было. А тут, у перевала, у начала их пути – низкое серое небо и совсем не летний ветер.
– Давай, командир, строй их в колонну по одному, ворота открывать буду! – показал в улыбке остатки зубов старик-сторож. Путь к Синь-озеру начинался у заброшенного рудника.
– Ну, все готовы? – Арсений окинул взглядом их группу из пятнадцати человек. – Тогда пошли!
«Надо же, а ведь и не очень тяжело идти!» – думала Анна четверть часа спустя, топая в первых рядах разреженной кучки, в которую превратилась их группа. Пока подъём был не очень заметен, хотя впереди маячила гора с усыпанным валунами склоном. По бокам тоже вздымались горы – черныё, строгие, холодные. Анна шла, радуясь, каким удобным оказался рюкзак (вес почти не чувствуется!) и наслаждаясь торжественной тишиной окружающего пространства. Оказывается, она утомилась от шума, который Янка регулярно устраивала эти полтора суток. Даже час переезда из Городка девчонка умудрилась превратить в дискотеку. Водитель поймал какую-то попсовую станцию, и она в голос подпевала бредовым песенкам, подрыгиваясь и подпрыгивая на заднем сидении, куда сгрудилась половина их народа. Анна заметила, что Кирилл тоже в этой груде, отметила, что заметила и шикнула на себя мысленно – хватит уже на парня реагировать! Что ж это такое, как будто в свои восемнадцать вернулась, когда Анюта, мышка-дурнушка, тайком влюблялась в мальчиков, ловила на себе их равнодушно-транзитные взгляды и сладко страдала от неразделённых чувств. А Янка, похоже, никогда ни от чего не страдала, ни от чувств, ни от комплексов. Курносая щекастая толстушка, она живым мячиком подпрыгивал на сидении и самозабвенно горланила, подпевая очередной попсовой пошлятине про то, что перевелись и Казановы и ловеласы, и что вокруг одни папуасы. Потом, сообразив, что «папуасы», скорее всего, рифма, одобренная цензурой, Янка подобрала более подходящую по смыслу нецензурную рифму и горланила уже её.
А теперь толи строгое величие места, толи понимание, что нужно беречь силы угомонили девушку. Да и шла она где-то позади Анны, отстала.
Через первый ручей пришлось перебираться по узким брусьям, и Анна запаниковала – упаду! Вмешался Арсений, скомандовал: «В ноги уйди!», и она поняв, о чём он, сосредоточилась на ощущении ступней. Словно вниз стекла-осела, забыла про страх и прошла по узкой поверхности. Вслед за остальными поднялась по тропинке в горку. И остановилась возле россыпи крупных валунов: дальше нужно было карабкаться по ним.
Арсений придержал группу, дожидаясь отставших:
– Народ, я хочу, чтобы вы вспомнили про плотности и пустоты. Почувствуйте камни, как плотности, обтекайте их. Если вы будете идти вот так, – он забрался на валун, перешёл на второй, постоял, потом таким же образом перебрался на следующий, – то вы очень быстро устанете. По камням нужно течь, двигаться в потоке. Вот так! – И он стал быстро шагать с камня на камень, не теряя движения, перенося равновесие с ноги на ногу. – Понятно? Вась, ты не против побыть замыкающим?
