Говорю, говорю. Она кивает, вроде, и кивает. А сама идет, как сонная муха, ревет, и чего я ей там втираю – половины не слышит. Но домой ко мне дошли.
Почти три месяца пришлось мне с ней за ручку ходить. Потом, вроде, налаживаться стало у нас с ней. Особо веселой, правда, я ее больше не видел. Ну, так, может, оно и правильно – здоровая девка, чего лыбиться зазря. Молчит – не канючит, не капризничает, не пилит, как у других – и ладно. Я и доволен был, пока как-то во сне она не заплакала навзрыд. Да козла это по имени звать начала. Раз, другой. Я сперва смолчал. Через пару дней – опять. А на третий раз высказал я ей, все, что думаю. Я ж в лепешку для нее разбиваюсь, а она вместо благодарности…
Но извинений никаких не дождался. Наоборот, из нее ересь какая-то полезла про жизнь загубленную, вроде как я в этом виноват. В общем, слово за слово, надоело мне, отвесил я ей плюху. Так, не со всей руки, а чтобы охолонула чутка. Она не заревела, но с лица спала вся и сказала только: «Вот и все». Думал, утихомирилась. Ан нет – прислушался, дверцами шкафа хлопает, да молниями-застежками клацает. Вещи собирает.
И такое тут меня зло взяло, сколько сил, сколько времени положил на эту тварь неблагодарную! Я ж ей даже недавно машину подарил! Пусть она мне и задарма досталась, эта рухлядь, но все равно! Машину!
Машину…
Тут-то меня и осенило. Позвонил я Захару…
– Это которому?
– Да тому же самому. Мы с ним еще до армии всякие дела крутили. Только вернувшись, я в органы подался, а он,..
– А он наоборот.
– Ну да, типа того. Пару раз я его отмазал, по старой памяти. Пару раз он мне по следствию помог. Где надо, пуганул, где надо, подкинул вещдоки туда, где они должны быть. В общем завязались мы с ним – не развяжешься. Вот я ему и позвонил, объяснил как есть. Попросил, чтобы рысью мчал ко мне и подшаманил в машине, чего надо. Чтобы не уехала дура далеко. Все равно там такая рухлядь была – один черт никто не разберет, что сейчас поломалось, а что сроду не работало. А сам к ней пошел, уговаривать одуматься. Уговорю – не уедет. Не уговорю – у Захара больше времени будет.
– То есть убивать Вы ее не собирались?
– Да нафига? Думал, стукнется на первом же повороте, перепугается просто. А там я поеду вдогонку. Если чего-как – в больницу отвезу. Вроде как спасу ее. До больницы если дойдет – даже лучше. По ушам поезжу, куда она денется из палаты? Одумается и вернется. Поди, догадайся, что Захар меня не так поймет, да не перемудрит с машиной-то. Когда я подъехал – жестянка эта ржавая в хламину в кювете валялась. Выжить там было – без вариантов. Я и подумал, чего связываться буду? Потиху домой вернулся – я не я, и лошадь не моя. Когда случайно узнал, что Валька уж сколько в коме провалялась, да с того света, считай, обратно вернулась. Кто ж знал, что ей так повезет? Ну да теперь уж поздно было к ней ехать, вернуться уговаривать. Я зубами заскрежетать был готов. Точняк, ведь, к придурку своему помчится – мириться.
Придурку…
Тут-то меня второй раз осенило. Еще не вечер! Зайдем с другой стороны. Если хахаль ее скопытится или, скажем, в дурке окажется, никуда идиотка эта неблагодарная не денется. Ко мне вернется, не солоно хлебавши. Я сперва думал с ним просто подружиться, да подпоить его несколько раз химозой позабористее. А тут все один к одному пошло. Захар, оказывается, приволок ко мне, чтобы не светиться, му..ка одного, должника своего старинного. Тот два года от Захара скрывался. Думал, что пронесет. И вот возвращаюсь я, ничего не подозревая, домой, а тут – нате вам! Захар сидит, коньяк прихлебывает, поимку отмечает, и мужик на полу поскуливает. Перевязан крепко-накрепко, что твоя копченая колбаса.
