Идти в темноте страшно и неприятно. С блокпоста военные проводили нас в полном молчании.
Ночью очень зябко, и мы стараемся идти быстрее. Наш проводник Джахар неприязненно поблескивает белками глаз в нашу сторону. Тьма сгустилась непроглядная.
– Аллах акбар! – услышали мы голос в стороне.
Все остановились. Где-то с минуту слышалась непонятная нам тарабарщина – разговаривали Джахар и кто-то нам невидимый. Интересно, у чеченцев что – особенные глаза, которые позволяют им видеть в темноте?
– Вас сколько? – неожиданно раздается русская речь с акцентом.
– Двое, – отвечаю я.
– Пойдешь один.
– Но мы оба журналисты. К тому же у меня должен быть свидетель.
– Хорошо, проходите, – после непродолжительного молчания разрешили нам.
Мы прошли еще несколько метров, и нас вновь остановили. Обыскали и завязали глаза. Можно подумать, что мы что-нибудь видим. Идти неприятно – чувствуется враждебность. Однако пока никакой грубости, ведут нас довольно корректно.
Через полчаса мы останавливаемся, и с нас снимают повязки. Глазам немного больно. Нас заводят в большую палатку, и все уходят. Передо мной один из известных полевых командиров. Говорит жестко, не скрывает своей неприязни к русским вообще и ко мне в частности. Но я все записываю и улыбаюсь. У Коляна улыбка больше походит на оскал, желваки нервно ходят, глаза недобро поблескивают, но он держит себя в руках.
Через час мы уходим. Нас довели до какой-то горной тропы, и снова с закрытыми глазами. Мы поняли, что остались одни, только по наступившей тишине. Сорвав повязку, я совершенно не узнал место.
– Сволочи, – тихо выругался Колька.
И тут же в ответ на это у самых наших ног просвистела пуля. Я приложил палец к губам, и мы тихо стали спускаться по тропе вниз.
Вот только куда идти? Мы плутали почти всю ночь. К нашим все-таки добрались, но только к утру. В нас больше не стреляли, но мы шли как могли осторожно, даже не разговаривали в пути.
– Слушай, Олег, они ведь там все обкуренные. – Это были первые слова Кольки, когда мы добрались до блокпоста. – Ты заметил?
– Заметил, – устало ответил я.
Мне ужасно хотелось спать.
– Откуда они берут наркоту? – не унимался Колька, шепча мне на ухо.
– Да откуда я знаю, – отмахнулся я от него, – пошли спать. Все потом…
Было одиннадцать часов утра, когда Лариса второй раз за это утро проснулась. Она была уже в своем номере – уснула там после возвращения от Олега рано утром. Видимо, сказалась бурная ночь – Лариса и не планировала снова уснуть, но физиология взяла свое.
Досадуя на себя за позднее просыпание, она быстренько приняла душ. Потом, натянув купальник и бросив в сумку полотенце и подстилку, вышла из комнаты и решительно направилась к номеру Олега. Этого лежебоку тоже пора разбудить, иначе он может проспать весь день.
Он сам так говорил. Нынешняя его работа, как он сам признался, связана с огромными физическими нагрузками, и на море он приехал даже не купаться, а просто выспаться, неважно где: на пляже или в номере. Вежливо постучав и не услышав никакого движения изнутри, Лариса нахмурилась. Потом она постучала снова. И опять – никакого ответа.
Проведя минут пять у дверей в непрерывном постукивании, Лариса не выдержала и, решив, что большого криминала не будет, если она вторгнется на чужую территорию, вынула свой ключ от номера. На удивление, он подошел, и дверь открылась.
«Черт, – выругалась Лариса, спотыкаясь обо что-то лежащее на полу, – да что здесь произошло?!»
