Недосказанность - страница 5
Однажды Лариса из нашего класса сказала, что математика мешает ей быть счастливой. «А что значит быть счастливой?» – спросил ее математик. «Это когда ты целый день смеешься!» – объяснила ему Лариса.
Однажды к нам в общежитие пришли девушки. Мы их накормили и напоили. Одна из них откинулась и томным голосом сказала, что ее делают счастливой три вещи: вкусная еда, хорошая выпивка и приятные мужчины. «А тут, – добавила она, – все вместе! Вот это и есть счастье».
Однажды дипломником я провел в лаборатории двое суток без сна и открыл новый эффект. Я радостный носился по коридорам, пока не наткнулся на нашего аспиранта. «Теперь ты понял, что такое счастье?» – спросил он. Я растерялся и пробурчал: «Вот температурную зависимость сниму и тогда буду счастливым».
Однажды я проснулся и понял, что я счастливый. С непривычки испугался, решил, что это мне приснилось, и зажмурил глаза, чтобы досмотреть сон.
На берегу
Мы потеряли интерес к громоздким вещам, ко всему, что приковывает к одному месту.
Меня спросили: «почему я не хочу купить моторную лодку?» Я сначала даже не понял вопроса. Потом понял, но пожал плечами, – ведь на ней придется плавать по одним и тем же озерам.
За последние годы мы купили только одну бумажную книгу – каталог коллекции доктора Барнса из Филадельфии. И только потому, что в Интернете все очень скупо и плохого качества.
С каждым прожитым годом все отчетливее понимаешь, что все главное у тебя в голове. Это первично.
То, что на жестком диске и на пластиковых картах – это вторично.
А остальное – на третьих ролях. Или вообще неважно. Я это понял однажды в больнице. В больнице вообще много чего понимаешь.
Конечно, есть безделушки, подаренные любимыми и родными. Конечно, есть старые фото с обломанными уголками. И письма, написанные шариковой ручкой на пожелтевшей бумаге. Конечно, есть старая тетрадка со строчками: «Я хочу счастливым самым быть, я хочу любить тебя сначала». И есть старая пепельница, которую ты помнишь с детства. И первые рисунки дочек.
Но для всего этого хватит маленького чемоданчика.
Я помню, как из Филадельфии уезжал в другой штат молодой мужчина. Уезжал из большой квартиры, заполненной очень приличной мебелью. Мы с приятелем пришли к нему, чтобы купить стол и стулья.
– Берите все даром, – сказал он.
– Почему даром? – спросили мы.
– Даром вы больше возьмете.
– А что, тебе там ничего не понадобится?
Мужчина открыл «дипломат» и показал нам четыре толстых тетради.
– Вот это понадобится, а остальное – пыль и дым!
Однажды мы ехали по Монтане и остановились в маленьком отеле. Одна ночь, но нам с женой понадобилось много вещей. Чтобы долго не думать, я стал перетаскивать из машины все наши сумки и коробки. На третьем заходе я остановился у входной двери, чтобы выкурить сигарету и перевести дух. Тут около меня притормозила машина, из нее вышла молодая девушка и пошла в отель. В руках у нее была книжка и зубная щетка.
И все!
Я посмотрел на свои сумки, вздохнул и потащил их в номер. У нас было хозяйство, которое было для нас тогда важно.
Я ничего не хочу сказать конкретного. У меня нет далеко идущих планов. И давно уже не было. Внутри есть некая линия, которой я иногда придерживаюсь. А иногда нет.
Мы стали похожи на осенних гусей, которые бродят по берегу холодного озера и поглядывают на серое небо. Но в отличие от гусей мы собираем с земли бурые листья и убираем в дом летнюю садовую мебель.