— Последний, — отвечаю, обречённо вздохнув. Последний, значит, чёрт возьми, шестнадцатый.
Мельком в голове проскочило, что он пропустил меня вперед, чтобы полюбоваться видом сзади, но я тут же отвесила себе мысленную пощечину.
Хватает резво добраться на седьмой этаж, а я уже вполне ощущаю, как сбилось моё дыхание и ноги с каждой ступенькой становятся более ватными, не желая дальше нести мою тушку. И селезенка тут же сигнализирует о себе болью в боку. Зря, наверное, чтобы показать всю свою спортивность, с самого первого этажа грациозно как лань, выгибая спину и выдвигая свою задницу, быстро поднималась по лестнице. Судя из тихого подсмеивания Яна Дмитриевича, выглядела я, скорее, как неуклюжий олень.
— Да, Щербакова, стоит поговорить с физруком, чтобы пересмотрел твои нормативы, — в его голосе слышится неприкрытая насмешка. — Для зачета должна несколько раз побегать вверх-вниз и не устать, а ты так быстро выдохлась… Слабенько, Щербакова, очень слабенько, — сам он не выглядит уставшим, наоборот, у него в отличие от меня даже одышка не появилась, а я к девятому этажу подумала, что потеряю сознание просто на месте. Но продолжив жадно хватать воздух ртом, не сдавалась, будто подвиг какой-то совершала.
Прямо сейчас шестнадцатый этаж представлялся чем-то вроде вершины Эвереста, которую я обязана покорить любыми силами. Изнутри жутко разрывало от злости на язвительные подколы Яна Дмитриевича в мой адрес, ответить на которые не могла - моему мозгу не хватало воздуха, чтобы на ходу осмысливать информацию и придумывать не менее колкие ответы.
Образ преподавателя, который поддержал в трудный момент, такого чуткого и понимающего, никак не вязался в моей голове с этим Дьяволом во плоти. Неужели мстит за пропуски?
Едва мы оказались на таком желанном этаже, я приложилась всем телом к холодному металлу входной двери, прежде чем открыть её. Преподаватель, наглость которого, как мне кажется, сегодня пересекала всё возможные черты, не скрывая насмехался над тем, что я не могла восстановить дыхание и была мокрой настолько, что капли пота катились с моего лба.
Нахмурив брови, окинула его презрительным взглядом, надеясь, что он поймёт, что со мной шутки плохи. Но, видимо, учитывая мой внешний вид, это выглядело ещё более забавным.
В попытке вставить ключ, поняла, что их трясет от шестнадцатиэтажного кросса. И да, когда у меня это наконец-то получается, я вздыхаю с таким облегчением, что, кажется, способна сдуть какой-нибудь предмет с места.
Скинув с себя верхнюю одежду, нашла силы, только чтобы кивнуть ему в сторону кухни, а сама шустро поднялась к себе в комнату, чтобы умыться холодной водой.
Спустившись обратно, заметила, что чайник уже закипел — почему уже не удивляюсь его наглости? Он успел удобно расположится за стойкой, напоминающей собой барную, но короткую, как пристройка к кухонным тумбам.
Пока никто не нарушает приятную тишину, спокойно завариваю две чашки чая: себе свой любимый — цитрусовый, — а ему чисто чёрный, который терпеть не могу. Может, хоть в этом у меня получится «осадить» его. Сахар не кладу и не спрашиваю нужно ли. Пусть думает, что я негостеприимная хозяйка, вдруг отобьёт желание ходить в гости к студенткам.
