Неформат - страница 96

И он опять сделал движение, чтобы развязать заветный поясок. На этот раз кимоно упало

на пол, и Савченко, как заворожённый, потянулся к её маленькой японской груди.

– Стой, самурай, притормози, – опять остановила его Ляля. – Ты разве ничего не видишь?

Ну, кроме того, что уже созерцал раньше?

И она, закрыв груди согнутыми в локтях руками со смиренно сложенными вместе

ладонями, переадресовала его взгляд вверх – на кулон, к которому с её шеи змеилась тонкая

заморская цепочка.

– Ну, конструктор, скажи, что это такое и какое отношение оно имеет к тебе?

Она расстегнула цепочку, сняла кулон и положила его на стеклянный кофейный столик.

Вадим заинтересованно взял кулон в руки, повертел его, пытаясь определить, как

сориентированы иероглифы – по вертикальной или горизонтальной оси. Он даже шутливо

понюхал его, чтобы сделать ей приятное, и сказал:

– Пока могу сказать только одно: это древний зашифрованный чертеж того, как

изначально была спроектирована женщина. Но что-то мне подсказывает, что тут не обошлось без

«собачатины».

«Собачатина» – это была его любимая шутливая издёвка последних недель, кумулятивный

термин закоренелого материалиста для обозначения всей восточной мудрости, в которую она

погрузилась со щенячьим восторгом неофита, – все эти круги сансары, или круг перерождений,

медитации и трансы, погружение в нирвану, «говорящий не знает – знающий не говорит»…

– Что-то в этой вещице есть завораживающее, – продолжил Вадим. – При том, что я не

знаток и не ценитель. И если даже мне интересно… Так и быть, просвети. Не иначе как какой-

нибудь символ Будды?

Ляля улыбнулась.

– Да, символ, или, вернее, станет им, если ты захочешь, конечно. Будда к нему имеет

весьма отдалённое отношение.

Он углублённо, с конструкторской дотошностью вертел кулон в пальцах, уже смелее, уже

догадываясь, что здесь и таится сюрприз ко дню рождения. Он надавил его в горизонтальной оси

с двух сторон, и кулон легко распался на две части.

– Ага, это двойная конструкция. Два тождественных контура, выполняющих одну функцию.

Ляля рассмеялась.

– Догадался, молодец. Не зря тебя в институте учат. А как, хотела бы я знать?

Савченко уверенным жестом экспериментатора показал на отверстия для цепочки. Их

было два: одно на белой части, а другое на чёрной:

– Ну зачем одному кулону две цепочки? Ergo – это два кулона.

– Логично, – кивнула Лялька. – Носить будем? – И почему-то вдруг густо покраснела. «Не

рано ли привязывать его к себе, – пронеслась вдруг шальная мысль. – Ему это надо?»

На секунду она усомнилась в нём, но останавливаться уже нельзя. Она открыла коробочку

и вынула оттуда цепочку:

– Это тебе.

Цепочка была дорогой – даже он, профан в украшениях, понял.

– Послушай, неудобно… Она, наверное, кучу денег стоит.

– Даже если твой тезис верен, что не факт, какие альтернативы? Не ты ли мне цитировал

кого-то? «Хорошая жизнь стоит дорого. Бывает, конечно, и дешевле, но это уже не жизнь». И

потом, я могу твой день рождения устроить так, как мне хочется, без оглядки на деньги?

Она палила в него выстрелами-вопросами, как ковбой из кольта с обеих рук в

американских вестернах, и Савченко сдался:

– Знаешь, мне никто никогда подобных подарков не делал. Потому я и не знаю, как себя

вести.

Чтобы помочь, она решила свести всё к шутке, и голосом матери-командирши приказала:

– Как вести? Очень просто! Надеть этот оберег с оттенком, как ты выражаешься,