– Сонь, неужели никто не знает, что с Максом произошла такая беда? Он сказал, что живет один. Почему? А мама?
– Про мать не слышала, а что отца убили, узнала от Басова. Помнишь Кольку? Он же в мед со мной поступал, документы вместе сдавали. Правда, он на лечебный пошел, мы пересеклись-то всего несколько раз за семестр в коридорах. Так что Басов только на школьном вечере встречи в феврале вскользь упомянул, что у Макса отца больше нет. Ты тогда идти отказалась наотрез.
– Странно было бы, если бы пошла.
– Согласна. Мне сразу стало понятно, почему Макс в армию загремел. Кто б ему учебу оплачивать стал? Бюджет ему никак не светил.
– Мать его, значит, сына бросила совсем…
– Получается, так. И вот еще – на той встрече мне показалось, что Коля был чем-то озабочен, да и пробыл он с нами недолго. А потом исчез куда-то. Ничего о нем до сих пор не слышала. Впрочем, я и не общаюсь ни с кем из класса. Больше в школе не была ни разу. Некогда, да и желания нет.
– Соня, следователь утром мне сообщил, что Коля признался в убийстве отца Юренева. Убил, якобы находясь под наркотой. Умер на зоне.
– Да ну… ерунда какая-то! Коля и наркотики? Никогда не поверю! Полная чушь!
– И моя реакция была такой же. Знаешь, о чем я подумала – следователь все время задает вопросы о прошлом. Вот скажи, откуда ему известно об убийстве отца Макса? Нет, не так – знать-то он, конечно, мог. Но почему меня спрашивал об этом? Убили Карима, говорили о нем, и вдруг – что я знаю об убийстве Юренева? А я-то всегда думала, тот в аварии разбился. Разве нет?
– С чего ты это взяла? Его нашли в подъезде с травмой черепа, несовместимой с жизнью. Колька, правда, выразился проще – «черепушку пробили». И ни слова, что это сделал он! С чего вдруг потом признался?
– Загадка… А вот еще одна – следователю откуда известно, что Гиржель на паперти побирался? Откуда он вообще о нем знает? Да еще эта его уверенность, что тот с Каримом тесно знаком… на чем основывается?
– Не знаю, Ася. Что ты к нему прицепилась? У него масса возможностей добыть любую информацию. Давай спать. Мне с утра в Раздольное ехать. Свитерок-то одолжишь? – улыбнулась невесело Соня, залезая под одеяло.
– Спи. Еще Лизка-Элизабет никак себя не проявила. Как ей дать знать, что она уже дважды вдова? Если, конечно, это не она Карима убила.
– Успокойся, не она. Так сонную артерию перерезать можно лишь умеючи. Она что, медик?
– Нет, что ты. По-моему, образования у Элизабет никакого. Тогда где же она?
– Еще нарисуется, не сотрешь. Квартира в нашем доме, даже часть ее, – хороший кусок. Явится за наследством, вот увидишь… хотя квартира-то Каримом до брака приобретена…
«Зачем ей наследство, если у нее в Англии дом?» – подумала я, засыпая.
Ровно в восемь разбудил звонком на мобильный Фирсов. Напомнив, что через час ждет в следственном комитете, отключился. Ни вам «доброго утречка, Асия Каримовна», ни простого «здравствуйте».
– Хамство у нас в крови, не так ли, Иван Федорович, политесу не обучены, – пробурчала я, покосившись на Соню. И тут же вспомнился Карим, будивший маленькую Асию легким поцелуем в розовую щечку. «Солнышко уже ждет, не дождется, когда моя маленькая принцесса откроет глазки», – шептал на ушко он, а мне было щекотно от его дыхания. Я открывала глаза – рядом с кроватью стояли Карим и мама, улыбаясь и бросая ласковые взгляды друг на друга… «Нет, Карим не мог меня обманывать, тут просто чья-то чужая тайна. Гиржель, да – темная личность», – подумала я, вставая с дивана.
