Неисповедимы пути туриста - страница 21

Понятно, что никто из нас не собирался досыпать альпийскую вершину, и мы не спеша продолжали шагать по горной тропе, которая витиеватой змейкой огибала окружающие остроконечные скалы, крутые обрывы и шумные водопады. Подъём был не очень сложный, и мы всё время не уставали любоваться красотами Доломитовых Альп. Поскольку наш отель находился на уже приличной высоте, хвойно-лиственный лес остался далеко внизу. Поэтому тропа вела нас по альпийскому лугу, в некоторых местах которого мирно паслись итальянские коровы. Наша новая попутчица Женя, поглядывая на одну из коричневатых таких бурёнушек, мечтательно проговорила:

– Посмотрите, пожалуйста, на неё, точь в точь, как на обёртке шоколадки «Milka», который я сейчас бы с удовольствием съела.

– «Milka» будем смаковать вместе с нашей Милой в Израиле, – таинственно улыбнулся Эдик, – а сейчас позвольте угостить вас элитным итальянским шоколадом «Modica».

Пока все наслаждались изысканным вкусом и энергетикой кондитерского изделия, Эдик громогласно объявил:

– А сейчас, господа хорошие, мы делимся на две группы: в первой я и моя жена, а во, второй, которую возглавляет Семён, все остальные.

– Чего вдруг мы должны разъединяться, – возмутилась Мила, – мы же одна команда.

– Коллектив-то один, – согласился Эдуард, – но подготовка разная: мы с Любой старые альпинисты, прошли Памир и Тянь-Шань, которые намного выше Альп. Мы с ней поднимемся на вершину напрямую, «в лоб», по скальному выступу, а Семён поведёт вас по горной тропе.

– Но мой муж тоже бывший альпинист, покорял Эльбрус, который тоже не ниже альпийского Монблана, – продолжала сердиться Мила.

– Послушай, Эдик, – вмешался в разговор я, – не ты ли перед началом нашего восхождения что-то говорил о технике безопасности, которую сейчас нарушаешь самым грубым образом. Не мне тебя учить, что без страховочной верёвки, карабина и крючьев никто не совершает такое опасное скальное восхождение.

– Вот именно, что не учить, – не глядя мне в глаза, подтвердил Эдуард, – у тебя, друг мой, только второй разряд по альпинизму, у моей Любы – первый, ну, а меня где-то валяется значок мастера спорта.

– Послушай Эдик, – вспыхнул я, – мы ведь, в конце концов, не вершины приехали покорять, а путешествовать по Европе.

– Так Альпы для меня и есть Европа, – согласился он, – не переживай, Сеня, до встречи на вершине.

Я тяжело вдохнул, мрачно осматривая опасный скалистый, под углом сорок пять градусов к горизонту, карниз, по которому начали подниматься Эдик с Любой, и повёл Милу, Женю и Мишу на вершину более лёгким путём. До неё оставалось всего четыре километра пути, и уже через час мы достигли её, радостно распевая «кто здесь не бывал, кто не рисковал, тот сам себя не испытал, пусть даже внизу он звёзды хватал с небес, внизу не встретишь, как не тянись, за всю свою счастливую жизнь десятой доли таких красот и чудес». Тысяча раз прав был Владимир Высоцкий, которому принадлежали эти, актуальные в данный момент, слова. Перед нами открылась, захватывающая дух, панорама волнистой линии горных хребтов Доломитовых Альп и возвышающиеся над ними шапки заснеженных вершин, ниспадающих к цветной палитре альпийских лугов и вечнозелёных хвойных лесов.

Всё было бы хорошо, но с нами не было Любы и Эдика. В теории они должны были подняться быстрее нас. Но ведь ещё немецкий поэт Гёте сказал «Суха, мой друг, теория везде, а древо жизни пышно зеленеет!». В данный момент нам бы хотелось в роли метафорического древа увидеть наших друзей живыми и невредимыми. С той стороны вершины, с которой они должны были подняться, подъём был настолько отвесный, что практически не просматривался с высшей точки хребта, на которой мы стояли. Прошли долгие и томительные три четверти часа, я уже хотел дать своим спутникам команду немедленно спускаться вниз, чтобы с отеля позвонить в горноспасательную службу для розыска, а возможно и для спасения своих друзей. Как раз в это время перед нами возникли силуэты наших альпинистов. Именно силуэты, поскольку правильно говорят, что «лица на них не было». Вернее физически их очертания фигур как бы присутствовали, но весь их облик был таким взмыленным, измученным и утомлённым, что хотелось немедленно отправить их в ближайший реабилитационный центр. Мила и Женя бросились к Любе обниматься, а мне, пожимая Эдуарду руку, хотелось только применить в его адрес весь, известный мне, список русских ненормативных выражений. Возможно я бы и проговорил их, но Эдик, крепко прижав меня к себе, проникновенно прошептал мне на ухо: