Никандр Иванович стал дедушкой. На радостях он не вышел на работу и весь день прикладывался к зеленому змию в домашних условиях. Он все время надевал китель с орденами и по-прежнему не мог влезть в брюки. Они у него не застегивались в районе пупка. Витя, когда вернулся из роддома, под окнами которого теперь дежурил день и ночь, так и застал его в кальсонах и кителе.
– Ну што, ядрена вошь, я стал дедом, а ты папой. Ты знаешь, что значит папа? Нет, не знаешь. Вы, сопляки, ничего не знаете. Я, когда партизанил, уже был папой. И партизанил, и о семье заботился. Бывалоча, пымаешь барана в колхозе, отвернешь ему шею и ночью, чтоб не засекли немцы, домой тащишь. А ты… тут ни немцев, ни бандеров, никакой хреноты нет. Иди себе работай на заводе али на стройке, учись вечером в юнирситете и получку домой тащи… Не под покровом ночи, как я таскал баранов, чтоб немцы не засекли, а совершенно открыто, на виду у всего честного народа. Приезжай домой, увешанный туалетной бумагой, рулонами колбасы, рогаликами и всяким дефицитом, что полагается рабочему классу. Давай выпьем по этому поводу.
Он налил граненый стакан водки, выпил как газированную воду, а Витя отхлебнул и раскашлялся.
– Ты чо, не рад рождению ребенка? Эх ты, хонурик необразованный.
– Извините, но я не могу.
– Не могешь? Не ври мне только, я в гробу таких видал, понял?
Тут прибежала теща, обняла Витю, поднесла стакан с водкой к его губам и сказала:
– Ну выпей, зятек, ничего с тобой не будет, ты у себя дома. Если у тебя все пойдет обратно через рот, что ж, и это надо испробовать. Что это за мужчина, который ни разу не выбрасывал пищу из верхней части желудка через рот? Пей давай. И тебе хорошо, и дед успокоится.
Вите пришлось «причаститься», а потом посетить туалет, благо он бы в квартире.
Конфликт, слава богу, был потушен, и даже произошло некое примирение, особенно когда Лиза вернулась из больницы в сопровождении всей семьи.
– Не урони ребенка! – кричала теща Вите, а он все сильнее прижимал к груди невинное коллективное дитя.
* * *
Надвигался Новый год, большой праздник счастливого советского народа. И вот в канун Нового года возник новый конфликт, переросший в скандальчик, а скандальчик вырос в скандал.
Накануне Нового года Витя приехал домой в восемь часов вечера, не зная, что его ждет сюрприз.
Теща кисло улыбалась.
– А у нас гость, – сказала она. – Угадай, кто?
В прихожей стоял обшарпанный огромный чемодан и одна авоська с батоном, съеденным наполовину. Кто бы это мог быть? Витя никому не давал свой адрес, ни землякам, ни родственникам. Только мать и сестра знали адрес, он всегда был на конверте писем.
– Гость в ванной, моется. Он, наверное, год нигде не мылся, я насильно втолкнула его туда. Сегодня мы ведь встречаем Новый год, а от гостя несет как от перченого козла. Что, у вас там люди не моются?
Витя заглянул в ванную и увидел двоюродного брата Ивана. Иван выскочил из ванной, прикрываясь большим полотенцем, бросился на шею Вите и начал его слюнявить.
– Да ты мокрый весь, – сказал Витя, упираясь в него руками.
– Ничего, – сказал Иван, – снимешь одежду, высушишь, до наступления праздника еще целых четыре часа.
– Как ты меня нашел?
– Язык до Киева доведет. Адрес у меня был еще с прошлого года. Я случайно на почте твое письмо увидел и думаю: «Дай перепишу адрес, авось пригодится». И пригодился. Ты разве не рад? Такая встреча двух братьев, пусть не родных, бывает раз в столетие. У тебя в этом городе ближе меня никого нет. Твоя теща мне очень обрадовалась, она хорошая женщина. Повезло тебе, брат.
