С тех пор у Гилсвери только одна любовница была – она, Онни Бельт, чем-то она ему ту, прежнюю, напоминала… Чертова любовь. Сколько судеб она сломала, сколько страданий принесла. И на что ее Создатель придумал? Худшего испытания не вообразишь. У чужака – и то, похоже, те же проблемы. Вот ведь как ответил: «Да. Я и сейчас… еще люблю». А голос – прямо неживой. Лицо враз окаменело, а в глазах – тщательно скрываемая и все-таки прорывающаяся наружу боль, Онни сумела это увидеть, ощутив в тот момент некоторую родственность их душ… и даже испытав к нему что-то вроде сочувствия. Куда ни ткни, кругом сплошные страдания, прописанные людям с Сотворения мира… будто нельзя, не суждено никому прожить жизнь в мире и согласии. Словно висит неугасимое проклятие на всем роде человеческом…
После резкого поворота дорога вынесла их к первой караулке. Онни заметила отделившегося от нее всадника в форме крепостного стражника, пустившегося во всю прыть вперед, и отбросила мысли о личных проблемах до более подходящего времени. Ловкий парнишка этот стражник, сообразительный. Надо будет его перед подвоеводой отметить.
Спустя минуту всадники поравнялись. Онни заметила, как блестят при взгляде на нее глаза молодого караульщика, совсем еще пацана с виду, как дерзко пялится он на ее грудь. Словно кожаного, защищенного стальными поперечными пластинами ксомоха на теле и нет вовсе, а едет она, сотница, голой. Совсем ошалел этот сопляк, что ли, всего десять дней пробыв без женщин? За кого он ее принимает? Может, по зубам пару раз треснуть, чтобы морду отвернул? Стерегущего на него нет, вот что… Или Наместника… Тот ему цвет лица вместе с кожей враз бы поменял за один такой взгляд…
– Да пребудет с тобой Свет, светочтимая сотница Онни! – бодро поприветствовал караульщик взволнованным тенором. – Что заставило тебя в этот час оказаться здесь, никак в Сияющем что случилось?
– Да пребудет… Поменьше вопросов, воин. Амулет с тобой?
– А как же! – Ничуть не обескураженный резким ответом, парнишка с самодовольной улыбкой похлопал по груди, словно и не Наместник вовсе, а сам он сотворил этот горный амулет. – Где ему еще быть!
– Для чего здесь пост? – неожиданно поинтересовался дотоле молчавший засферник. – Мы уже достигли границы макора?
Какая странная речь у чужака, вновь отметила Онни. Заклинание Речи делало понятным общий смысл его слов, но их звучание коробило слух. А еще в этом голосе звучала сила, которой хотелось противиться. Испытанное ею совсем недавно мимолетное родство их душ исчезло, уступив место неприязни. Как-никак именно чужак оказался виновником неприятных воспоминаний, ранящих сердце.
– Ножевое ущелье, чужеземец, – хмуро ответила сотница. – А в караулке – охранные амулеты, чтобы проехать это ущелье.
– Охранные амулеты? От кого? Кстати, я уже называл свое имя в трактире. Никсард, помнишь? Можно Элиот. Первое – родовое, второе – личное.
– Не важно, чужеземец. Проедешь и не заметишь. Забудь.
– Не слишком-то ты вежлива, дружинница.
Онни промолчала. Дробный топот копыт трех дракхов отбивал желание напрягать голосовые связки. Да и зачем стараться для чужака, которому, скорее всего, суждено умереть. И чем меньше она с ним будет общаться, тем спокойнее эту смерть воспримет. И тем быстрее, кстати, забудет про эту штуку у него на виске, после приобщения к которой ее одолевало странное желание попросить ее еще раз – ну не стыдоба ли? Глядишь, так скоро совсем безвольной станет.
