Утро баба и дед начинали с зарядки прямо в постели. Дед к тому времени перенес инфаркт, поэтому не «надрывался». Сначала сжимал-разжимал кисти рук. Потом так же осторожно делал другие щадящие упражнения. Затем снимал с батареи носки, предусмотрительно положенные в тепло с вечера. И вот из таких мелочей усваивалось и записывалось на подкорку правило: чтобы было хорошо и комфортно завтра, нужно позаботиться об этом сегодня. Положи носки на батарею, собери с вечера сумку в школу. Никакой «жизни одним днем» и «куда кривая вывезет».
Потому и возделывался огород и еще один усад с картошкой на берегу Волги. Потому и ездили за реку собирать шиповник. Потому и солились грибы, варились варенья, закручивались банки с огурцами. Потому и откладывалась копеечка с невеликих доходов. А в итоге у бабушки получалось и новую кофту себе позволить, и сделать подарки близким, и поехать в турпоездку, и дать дочери с зятем пару тысяч в долг на машину, а потом половину – «простить».
Бабу Надю все любили и называли Сахарной. Она была очень общительной, но не «трындычихой». В меру разговорчивая, она обладала даром эмпатичного слушания, как бы сейчас это назвали. У нее было 2–3 подруги и множество приятельниц и хороших знакомых. А вот недоброжелателей не припомню, хотя в ее молодые годы были люди, которые пользовались ее сиротством, одиночеством и нуждой.
Дом Сахаровых держался на режиме и дисциплине. Завтрак, обед и ужин подавались в строго определенное время. Свои часы были для дневного и ночного сна, прослушивания передач по радио и избранных – по телевизору. В остальное время телевизор выключался. Если это были будни, то обязательной для просмотра была программа «Время», а в воскресенье – «Международная панорама». Дед и на автобусную остановку выходил строго по расписанию, рассчитав, когда примерно автобус будет у нас. И точно, он приезжал через 2–3 минуты.
Баба Надя не умела шить, зато вязала крючком. Вся семья, включая деда, ходила в ее вязаных летних беретах. Бабушка учила меня, как надевать его женственно и пикантно: создав асимметрию и творчески замяв мягкую тулью легкими прикосновениями пальцев. А носовые платки у меня были обвязаны бабушкиным кружевом. Ее нет уже 12 лет, а этим платочкам сносу нет. Берегу их…
Зимой в спальне зацветали декабристы, и, провожая нас, бабушка и дедушка махали нам из окна. Эта семейная традиция передалась и моей маме, а затем и мне.
Иногда мне показывали медали и ордена – бабушка и дедушка прошли Великую Отечественную войну. День Победы был священным праздником. Обязательно надевали нарядные костюмы, вешали на грудь награды, ходили к Вечному огню и смотрели по телевизору парад на Красной площади. С тех прошло 40 лет – а парад я смотрю каждый год.
А у бабушки и дедушки Кокиных, тоже выходцев из деревни, был совсем иной уклад жизни. И едва я переступала порог их дома, режим и дисциплина ставились на стоп. Кокины были умиротворенные и ни разу не тревожные. У бабушки Ани, по-моему, был негласный девиз: в любой непонятной ситуации ложись спать. И прекрасно ведь засыпала!
«Во сколько завтрак?» – «Да как захотите, тогда и завтрак. Дорогу на кухню знаете. А не будет аппетита – так можно и без завтрака». «До скольких можно не спать?» – «Да хоть всю ночь не спите. Хотите – гуляйте весь день, хотите – рисуйте». Я пишу во множественном числе, потому что ко мне присоединялась двоюродная сестра Оля, на год меня младше.
