– Я не совсем…
– Стучите же!
Он стукнул в дверь моими пальцами.
– Э… Элизабет? – позвал я.
За дверью было тихо.
Я повернулся к Гарпасту:
– Наверное, она спит. Не будем мешать.
– Еще раз, – сказал неумолимый Родерик.
Пришлось постучать снова.
– Извините, Элизабет…
Я взялся за ручку.
– Стойте!
Гарпаст вскрикнул так неожиданно, что я буквально окаменел. Все во мне сжалось, дыхание перехватило, а сердце провалилось в живот.
Родерик осторожно отлепил мои пальцы.
– Смотрите.
Он повернул ладонь. Пальцы оказались испачканы чем-то красным.
– Что это? – тихо спросил я.
– Кровь. – Мой друг присел у двери и, не касаясь, осмотрел дверную ручку. – След нечеткий, смазанный. Вы еще поработали…
Он достал платок.
– Знаете, Джонатан, – сказал он, повернувшись ко мне, – я всегда хотел расследовать убийство в идущем поезде. С него невозможно сойти, а, значит, круг подозреваемых ограничен лишь пассажирами. Кто-то убил, но кто? Представляете? И я методом опросов и анализа нахожу расхождения в показаниях…
– А остановки? А если убийца выпрыгнет в окно?
Гарпаст вздохнул.
– Зануда вы, Джонатан.
Платком он обернул чистый край ручки. Мягко щелкнул язычок замка. Господи, подумалось мне, а если там труп? Если там бедная девушка с ножом в сердце? Или же убийца?
– Может, позвать проводника? – побледнев, прошептал я.
– Не торопитесь.
Дверь отворилась без скрипа.
Первое, что бросилось мне в глаза, – пятна на светлом коврике на полу и смятая салфетка на столике.
– Ага, – сказал Гарпаст, распахивая дверь во всю ширину.
В купе было пусто.
Я выдохнул. На левом диване стояла шляпная коробка, дорожная накидка висела на крючке у стены, на правом диване обложкой вверх лежал роман Бронте. Красная атласная лента пересекала его наискосок.
В голове моей (о чем я только думал!) проскочило, что «Красная лента» – изумительное название для рассказа.
– Красная лента, – сказал я вслух.
– Вы думаете, это важно? – Гарпаст склонился над книгой, поморщился, затем подсел к столику. В руке у него появилось увеличительное стекло. – Крови немного. Ее подтирали. О чем это говорит, Джонатан?
– Не имею понятия.
– Плохо, Джонатан. Плохо.
Лицо моего друга приобрело сосредоточенное выражение. Он заглянул в багажные ниши, подергал ручку окна, снял и повертел накидку, лег на пол и обследовал коврик. Я стоял между диванами, и мне приходилось споро убираться с его пути, изгибаясь и цепляясь за верхние полки.
Наконец Гарпаст успокоился.
– Итак, – произнес он и посмотрел на меня, – я представляю себе дело так. Некий злоумышленник проник в купе, угрожая ножом, нанес девушке порез и…
– Что и?
– Скорее всего, они были знакомы. Следов его нет, значит, обувь у него была чистая, криков мы не слышали, может быть, это что-то на почве ревности. Выяснение отношений. – Родерик почесал висок. – Парень горячий, легко возбудимый, но, пожалуй, и легко остывающий, иначе бы не дал промокнуть кровь.
– Но куда они делись?
– Не знаю. Убийства не было, Джонатан. А жаль. Было бы любопытно. Первый подозреваемый, кстати, кондуктор.
Я замотал головой.
– Родерик, девушки нет в ее купе. Я ее знакомых не видел. А что если ее хладный труп убийца сейчас сбрасывает под насыпь?
Мое яркое, живое воображение нарисовало мне скатывающееся в канаву тело в голубом жакете и светло-синей юбке. Прекрасное, так мало пожившее тело.
Это было настолько щемяще-печально, что я впал в отчаяние.
– Родерик! Она труп, труп!
