Получив утвердительный кивок, Дейл немного приободряется. В последнее время его утомляли даже обычные разговоры.
– Тогда, пока я не ушёл, предлагаю разобраться с этим сейчас.
Агата вмиг настораживается. Переводя взгляд с одного на другого, она старательно пытается угадать, о чём идет речь. Немного повозившись со скотчем, Джеймс открывает одну из коробок. Упакованные шпагатом связки документов плотно прижаты друг к другу. Покопавшись в их куче, мужчина достает потрёпанную папку и открывает её.
– Мы с Катериной планировали показать это тебе уже давно, но постоянно откладывали или забывали.
– Ответ на вопрос, чем ты можешь помочь всем нам, находится здесь, – добавляет Деливеренс. – Смотри внимательно, Агата.
На колени девушки ложится дюжина пожелтевших листов. У некоторых обуглились края, будто после пожарища. Другие столь хрупкие, что от одного лишь неверного прикосновения рвутся. Агата, как ей и посоветовали, приглядывается к мелким печатным буквам. Они рассказывают об её дальних бабушках и дедушках по материнской линии. Где жили, какое имущество держали, капитал, количество браков, дети, места работы, автомобили… С сомнением перебирая документы, Агата приближается к самым первым и наиболее старым страницам её родословной.
– Как звучит девичья фамилия твой матери, Агата? – внезапно спрашивает Джеймс.
На секунду потерявшись от такого вопроса, девушка откладывает листы.
– Блум. Катерина Блум…
Секунды хватает, чтобы в голове зародилась совершенно абсурдная мысль. «Да нет…» – быстро отгоняет её Агата, но будто почуяв сомнение дочери, Джеймс указывает на один из листов.
– Тебе не кажется, что здесь кто-то специально затёр и исправил одну из букв?
Агата напрягает зрение, вглядываясь в скачущий подчерк на скомканной бумажке. Через мгновение стены часовни сокрушает негромкая брань.
– Агата, что за выражения?! Ещё и в святых стенах! – вскрикивает Дейл.
– Моя реакция была такой же, – похлопывая Агату по плечу, сообщает Джеймс. – Я всегда знал, что твоя мать загадочная женщина, но до того дня, и представить не мог насколько. После рассказанного и… показанного ею, полётом на гарпии меня вряд ли можно удивить.
Пропустив мимо ушей голоса обоих мужчин, Агата продолжает исступлённо пялиться на одну из букв, едва видную на пожелтевшей бумажке. Кто-то усердно попытался её стереть, а поверх вписать новую. Тем не менее, поднеся листок к свету и напрягая зрение, можно было постараться различить написанное ранее. Барбара Брум. Не Блум. Брум. И если об одной фамилии можно было бы построить догадки, то графа, указывающая отца, забивает последний гвоздь в крышку гроба. Джедедия Джебедай Брум.
– Этого… не может быть… – язык едва ворочает слова. Агата переводит взгляд на Деливеренса. – Я ваша…
Тот утвердительно кивает.
– Насколько мне известно, Морга рассказывала тебе историю нашего славного города, но вспомнишь ли ты, что из девяти детей Джедедии и всех его последующих внуков лишь старшая дочь, имя которой Барбара, покинула Ливингстон Бэй. Отрёкшаяся от титула и родины, она выбрала жизнь скоросмертных.
– Не стоит тревожить неизведанное, ведь ни ты, ни я не знаем, что скрывается за порогом… Вот откуда мама знала эти слова! – мысли перескакивают с одной темы на другую. Каждое событие жизни просматривается под новым углом. Кинолента из воспоминаний всё чаще натыкается на второе дно в высказываниях или действиях матери.
