Неизвестная Тэффи - страница 22



– «Она» была знаменитая на всю Сибирь красавица. Жила с мужем архимиллионером у себя на приисках, верстах в двухстах от нашего города. Все, конечно, от нее без ума, один я не обращаю никакого внимания. Ну, она, конечно, злилась и бесилась:

– Кто этот гордый человек? Клянусь, что он будет у моих ног.

Все волнуются, удивляются, а я только саркастически улыбаюсь.

Довел ее до белого каления. Иногда говорю где-нибудь на земском собрании, знаю, что она в толпе, и нарочно откину голову и выпрямляю фигуру. Говорю я, между прочим, без лишней скромности, великолепно. В то время как раз пришлось неоднократно выступать по поводу пристройки флигеля к городской больнице. И нужно правду сказать, хорошо говорил. Владел словом, как рапирой. Все, конечно, вышло по-моему, увеличили ассигновку, городской голова при всех жал руку, ну, конечно, все это окончательно ее раскалило. А я только саркастически улыбаюсь.

И вот, можете себе представить, как-то поздно вечером я собирался на заседание, вдруг подкатывает великолепная тройка. А на дворе мороз, метель, вьюга. Что такое? Дверь распахивается, и входит «она».

– Не ожидали?

– Почему же… очень рад. Очевидно, хвораете, хе-хе!

– Давайте шампанского и коньяку.

Я совершенно спокойно приказываю прислуге подать требуемое.

Хлопнула залпом четыре бокала.

– Я прямо с приисков.

– Снимите, – говорю, – шубу.

– Снять? Извольте – ха-ха-ха!

Распахивает ротонду и, можете себе представить, оказывается совершенно обнаженной…

– Да что вы, – удивляюсь я. – Как же она в сибирский мороз двести верст голая проехала?

– Да! И заметьте – без кучера. Сама правила бешеной тройкой скакунов. Спустила с плеч ротонду и правила. Совсем безумная! Я слегка усмехнулся и закурил папиросу.

– Ага, говорит, побледнели, прекрасный Иосиф!

Я равнодушно закурил вторую папироску. Прищуриваю глаза.

– У вас, – говорю, – левый бицепс неправильно развит. Вы не пробовали делать упражнения с гирями? Можно взять для начала легкие…

Она как вскочит.

– Н-негодяй! Я вас ненавижу.

Вскочила на свою тройку и ударила по коням.

А я пошел на заседание.

Вхожу, оглядываю публику.

«Она»! Сидит в первом ряду, бледная как смерть и прекрасная как демон.

– Как? – в ужасе спрашиваю я. – Голая?

– Право, не обратил внимания. Может быть, где-нибудь по дороге достала платье. Я закурил папиросу и спокойно посмотрел ей прямо в лицо.

– А скажите, доктор, она вам все-таки нравилась?

– Как вам сказать… Она была дивно хороша, но меня тогда так захлестнула волна общественной деятельности…

– Это насчет флигеля?

– Н-да, и многое другое. Надо было разоблачить одного взяточника, и вообще… А «ей» я сказал: «Вы хотели покорить доктора Свистова, но вы его не покорили – ха-ха!» Закурил папироску и вышел. Она покушалась несколько раз на самоубийство. Муж архимиллионер обезумел, прислал за мной тройку роскошных лошадей – «умоляю на коленях: спасите Олю». А я в ответ: «Посылаю с моим фельдшером пургатив и инструкции». Ха-ха! Закурил и вышел.

– Доктор! Вы демон!

– Гм… гм… А вместе с тем держу себя так просто…

* * *

Вторая демоническая встреча – совсем старый, совсем лысый старичок, отставной профессор чего-то вполне прозаического, вроде патологической анатомии. Тот все скакал на неоседланной лошади.

– Профессор, милый, где же вы достаете в Петербурге таких неоседланных-то?

– Я летом уезжаю и вот там под Харьковом, прямо из табунов. Вскочу и так на одних шенкелях верст шестьдесят.