Легенда о Раздерихинской битве в изложении Рычкова примечательна и тем, что в ней ничего не сказано о церковной составляющей праздника – ни о часовне, возведенной в месте упокоения погибших воинов, ни о панихиде, совершаемой в память о них. Зная интерес автора к подробностям и деталям, можно предположить, что это молчание неслучайно и свидетельствует о том, что во времена Рычкова Свистунья была именно народным праздником со всеми вытекающими из этого последствиями в виде плясок, песен, свиста, кулачных боев, винопития и иных составляющих языческой тризны.
Первое упоминание о панихиде содержится в изданной в 1808 г. «Истории вятчан» Александра Вештомова. Но даже тогда, спустя три десятилетия, «пережитки» язычества все еще были заметны внимательному глазу первого вятского историка, который писал: «После отправления сей панихиды собираются на то место жители и гуляют оные невинно, подлые же пьют. Несколько лет назад тому происходило притом по обычаю язычников свисты и пляски, от чего и называется сей случай на Вятке Свистопляскою. Также обыкновенные были и кулачные бои, но оные, так как и пляски, благоразумным начальством ныне уже прекращены, а свисты остаются притом в шалостях только робят».125 И далее о том, что «у священства оправляющего сию панихиду, нет никакого письменного предания, утвержденного духовными властями, да ниже никакого, кроме изустных, и то противоречащих рассказов о древнем оном побоище».126 Это свидетельствует против мнения о том, что праздник Свистуньи в те годы пользовался каким-то особым расположением местных властей.
При этом Вештомов не скрывает, что рассказы «о древнем оном побоище» противоречат друг другу, и вероятнее всего той ночью устюжане, действительно, напали на Хлынов, так как «удельные князья в землях по левую сторону Волги лежащих и великим князьям принадлежащих, управлявшие, нередко посылали отряды против вятчан».127 В том числе и из числа устюжан. Поэтому, по мнению Вештомова, вятчане не ошиблись, вступив с ними в бой. А раз так, то не было никакого «раздрания» и «слепородства». Неслучайно на плане Хлынова 1759 г. овраг, в котором будто бы произошла эта битва, назван не Раздерихинским (от слова «раздраться»), а Вздерихинским или Вздерихой, так как по нему «вздирались», то есть взбирались от реки в город. Не было в старом Хлынове и улицы Раздерихинской – впервые она появилась после 1784 г., уже в губернской Вятке.
Долгое время светские и церковные власти Хлынова оставались безучастными к празднику Свистопляки, повод к которому был не вполне ясен, а само действо исполнено многих языческих пережитков. Только в конце XVIII столетия «благоразумное» начальство было вынуждено обратить внимание на историю этого торжества, а еще более – на саму традицию празднования. Вероятно, не по своей воле, а понуждаемое государственной властью, которая в течение «просвещенного века» не раз призывала местное управление к борьбе с «ложными чудесами» и «суевериями».128
Очевидно, что Хлынов, являвшийся центром отдельной епархии (с 1657 г.) и провинции (с 1719 г.), и тем более Вятка, провозглашенная сначала центром наместничества (в 1780 г.), а затем и губернии (в 1796 г.), не могли оставаться в стороне ни от «государевых дел», ни от решений Синода.129 Пример тому – распоряжения вятского архиепископа Лаврентия (Горки) о запрете Великорецкого паломничества, направленные против сопровождавших его суеверий.
