Ошеломленный нестандартным поведением Ивана Алексеевича читатель, возможно, сразу и не заметит, сколько раз в этом остросюжетном фрагменте использованы формы личных местоимений. А жаль! Тринадцать раз.
С употреблением нашими авторами «божественно затянутых» периодов мы уже познакомились в одноименном разделе. Еще пара примеров. Вот, скажем, популярнейший детектив, соперничавщий по тиражам и с шедеврами Дарьи Донцовой, и с сочинениями урожденного Ульянова.
Да и потом, Александров, опытный кремлевский диспетчер и знаток сановного протокола при генеральном секретаре ЦК КПСС, никогда бы не поставил такую значительную фигуру, как председатель Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР, в унизительное положение, при котором члена политбюро уведомляют о встрече с генеральным секретарем партии всего за двадцать минут.
Хорошо, конечно, что автор столь добросовестно изучил штатное расписание ЦК КПСС. Но бесконечно-монотонное чтение этого синодика утомляет и усыпляет.
Однако в случае с Александровым и несколькими его коллегами Юрий Андропов знал то, что было недоступно многим членам политбюро: в общем-то невинные, но, как правило, содержащие в себе некоторое информационное зерно фразы, «утекавшие» из легендарного кабинета на Старой площади по якобы болтливости помощника генерального секретаря, на самом деле строго дозировались и направлялись по конкретным адресам самим Леонидом Брежневым, тщательно проверявшим, как действует эта с виду малозначительная, а подчас откровенно чепуховая информация на его ближайшее окружение и к чему она в итоге приводит.
Тоже красивое предложение. Правда, чрезмерно сложноподчиненное. Да и четыре разбросанных на его территории причастия не облегчают понимания.
Он бы и рад был избавиться от тяжких и даже унизительных воспоминаний фрагментов своего беспрецедентного восхождения к этой отвратительно-манящей, вызывающей одновременно ужас и восторг цели, но был бессилен: мозг жил своей собственной жизнью и упрямо не хотел расставаться с эпизодами и подробностями, которые Андропов мечтал навсегда забыть и с которыми он был обречен не расставаться до самой смерти.
Были такие вещи, которые никто, кроме разве что самого Брежнева, знать не мог, да и не должен был. Андропова связывали особые отношения с Александром Шепелиным, «железным Шуриком», удивительным человеком и уникальным циником, любимцем советского комсомола, как никто умевшим придавать какой-то особенный, неповторимый блеск любому делу, за которое он брался. Именно Шепелин сумел надежно прикрыть Андропова в очень сложной, запутанной ситуации, когда после свержения Хрущева шла лихорадочная борьба за кремлевский престол, жертвами которой стало великое множество аппаратчиков, единственным прегрешением которых была романическая увлеченность хрущевскими реформами.
В этих двух фразах переизбыток причастий выжжен каленым железом. Но счастья как не было, так и нет. Вместо четырех разнокоренных причастий видим прилагательное «который», повторенное шестикратно.
С целью полнее оценить ширину творческого диапазона наших прозаиков обратимся к произведению автора, исповедующего иные принципы построения фраз. Фрагмент рассказа:
…званый.. ужин… подошел к концу и гостеприимная хозяйка сказала мне с чувством:
– Проводите Фиру – вас ведь все-равно никто не ждет.
И я попер. Я о чем-то задумался и не сразу сообразил, что моя спутница мне что-то с жаром рассказывает. Я быстро стряхнул с себя оцепенение и включился в ее откровение в качестве слушателя.
