Каждому из них приказ хозяина с успехом заменяет божью волю.
На «Комсомольской», которую Лиза полгода назад повесила на меня, с достаточной регулярностью появлялись мертвые, принадлежащие самым разным «лицам, занимающимся противоправной деятельностью». И лица эти никогда не упускали возможность подгадить конкурентам, что здорово облегчало мне зачистку вверенной территории.
У «Курской» хозяин был один.
И практически каждый из нашей группы мог предъявить ему довольно длинный счет.
– Я жду тебя у выхода с кольцевой, подъезжай, – добавила Лиза и повесила трубку.
Я с тоской посмотрел на стоявшую на столе чашку, настучал клиентке эсэмэску с извинением и просьбой перенести встречу, накинул куртку и поехал на Курскую.
Есть вещи, которые приходится делать даже тогда, когда не хочется. Просто потому, что никто не сделает их за тебя.
Здесь для меня всегда пахло мертвечиной.
Иногда слабенько. Иногда, как сейчас, совершенно невыносимо. Это не столько запах, который можно учуять носом, сколько ощущение. Оно возникает, когда ты, шестилетний, неожиданно проваливаешься в глубокую влажную яму, прикрытую опавшими листьями. Оно сродни тому чувству, которое испытываешь, взяв в руки изъеденный червями гриб-переросток, каким-то образом затесавшийся в компанию крепеньких боровичков в твоей корзине. Его отголоски начинают звучать в тебе, когда ты опаздываешь домой вечером и бежишь по эскалатору, понимая уже, что никак не успеть вовремя и непременно будет скандал.
Страх.
Смерть.
Неизбежность.
Невозможность что-либо изменить.
Лиза топталась у выхода из метро и время от времени поглядывала на экран мобильника: трогательный беспокойный ребенок с тонкими запястьями, растрепанными темными кудряшками, в красной лыжной шапочке и куртке-дутике. Я помахал ей комком розового меха (слоненок? обезьянка? фиг разберешь!), прихваченным с лотка по дороге. Пучок квелых роз говорил бы о якобы предстоящем мне свидании куда более явно, чем глупенькая мягкая игрушка, но тратиться на букет, который потом все равно придется выбросить, поскольку он жутко мешает работать, я считал неправильным.
Кроме того, я терпеть не могу срезанные цветы.
Мне и так слишком часто приходится иметь дело с покойниками.
– Извини, любимая, что опоздал, на Озерной пробка, – скороговоркой пробормотал я. Достаточно громко для того, чтобы мои оправдания могли услышать все заинтересованные в этом лица.
– Я знала, что ты меня выручишь! – прошептала Лиза, обнимая меня и чмокая в ухо.
– Это-то и плохо, – тихонько вздохнул я. – Неужели совесть тебя совсем не мучает?
– Ну и где логика? – спросила Лиза. – Опоздал ты, а совесть почему-то должна мучить меня.
– Имей в виду, мне ужасно плохо, – серьезно сказал я. – Ты вынудила меня перенести встречу с клиентом, который, между прочим, хотел дать много денег. Я не успел допить кофе и к тому же остался без обеда.
– Это дело поправимое, – легкомысленно отозвалась Лиза.
– Хочешь сказать, что поведешь меня пожрать? – удивился я.
Это что-то новенькое.
– Хочу сказать, что минут через пятнадцать, если мы поторопимся, ты уже успеешь потерять аппетит, – сказала Лиза.
– Да ладно! – Я пренебрежительно фыркнул. – Для того чтобы я отказался перекусить за чужой счет, нужно что-то пострашнее одного несчастного зомби.
– Зараза ты самоуверенная! – улыбнулась Лиза. – Иногда мне кажется, что тебя вообще ничем не проймешь.
