Дылда подняла руку: «Я согласна!» Но даже те, кто язык знал сносно, сделали отсутствующие лица.
Хозяйка разругалась с клиенткой, та уехала ни с чем.
Сбившись в кучку у обеденного стола, соискательницы вакансий хватались за сердце: «Какой ужас! Мы – как рабы на рынке! Стоим, нас разглядывают! И почему она сразу нас так опустила: „Вы – третий сорт!“? Это – унизительно!»
Я соорудила шикарный бутерброд с ветчиной и сыром, вытянула из блюда помидорину покраснее и хмыкнула: «Вы все сумасшедшие или притворяетесь? Вам что, обещали, что вы в сказку едете? Было же ещё в Питере сказано: лучший вариант – компаньонка, так себе – сиделка, худший – бебиситер. И многое зависит от хозяев. Чего припёрлись, а теперь митингуете?»
Смолотив бутерброд, закусила местным яблочком, чуть не захлебнувшись соком. Наши яблоки жуёшь как траву. Из этих льётся вкусный сок. Словно не яблоко кусаешь, а ананас или грейпфрут. Супер! Мне здесь нравится!
Мы получили телефонные карточки и по очереди названивали домой.
Ольга сама набирала номера, которые мы диктовали, и внимательно слушала, о чём мы говорим. Я позвонила дочке: «Привет. Тут такие дела… Как бы тебе сказать… Я в Италии. Буду здесь жить и работать. Вернусь примерно через год». Дочка, помолчав, спросила: «Мам, ты от нас сбежала, что ли?» Я не стала выяснять отношения. Наверное, она могла спросить что-то другое. Но не спросила. Может быть, я застала её врасплох, и она ещё не успела переварить информацию. Лёгкого раздражения, однако, я скрыть не смогла, ответила резковато: «А как ты догадалась?» Дочка, не зацикливаясь на моём тоне, спросила деловито: «Бабушке звонила?» – Нет!» – «Ты с ума сошла?!» – «Да!!!» – «Мама, бабушке позвони!» – «Не могу. Боюсь. Она ругаться будет. Ты ей позвони» – «Я?! Я должна буду слушать, как она ругается на тебя?!» – «Да! Послушай, пожалуйста, как она ругается на меня. А я ей позвоню, попозже, когда устроюсь на работу. И она уже напереживается и подуспокоится, сможет говорить со мной нормально» – «Хорошо. Хотя, мне это не нравится».
Я нажала отбой и отдала трубку Ольге. Она смотрела, ожидая объяснений. Я кашлянула: «Я сделала родственникам сюрприз. Никто не знает, где я. То есть, не знал. Теперь семья в курсе».
Нарядившаяся Саша после сеанса телефонной связи поднялась в истерике. Ей велели переодеться: грудь прикрыть, ноги не выставлять. Все кинулись к чемоданам.
Я с самого начала надела длинную юбку, льняную, в коричневую клетку, и красную майку. Краситься не стала.
Кровати забросали брюками и футболками, на смену шортам и топикам.
А я валялась и слушала колокола. Каждые пятнадцать минут они отбивали часы и четверти. Звон не раздражал, от него по коже бегали приятные мурашки, а когда колокола смолкали, в воздухе долго-долго висел разнотональный гул. Я считала: «Один, два, три, четыре, пять… десять!» Гул терялся где-то под крышами городка.
Едва переоделись, всех снова свистнули вниз. Красавицы замерли. Я встала с постели и потопала по ступенькам.
Нас оценивающе осмотрела худенькая девушка, затем произнесла на чистом русском: «Синьор, за 60, ищет хозяйку в дом. Намерения самые серьёзные. Синьор работает, у него свой дом и свой бизнес».
Ольга указала на меня: «Поедешь?» Я на автомате вскинула руки, скрестив их на груди (у итальянцев – знак отказа) и, забыв, что передо мной русские, воскликнула: «No! Mai!» (Нет! Никогда!)
