Не выдержав тишины мостика, я обратился к корреспонденту:
– Майкл, вы живете в каюте прямо надо мной. Я – старший механик, если вы помните.
Тот утвердительно кивнул головой. Мы уже с ним неоднократно вели различные беседы на различные темы, в которых то он поправлял мой английский, то я – его русский.
Поэтому, убедившись, что он меня понимает и слушает, я продолжал:
– Вас по ночам ничего не тревожит?
Он с удивлением приподнял брови.
– Потому что расположение вашей каюты примерно такое же, как и моей, – продолжал я. – И туалет, и ванная комната у вас находятся там же, где и у меня.
– Правда? А я и не знал об этом. Значит, мы по-настоящему соседи? – он изобразил искусственную улыбку на лице.
– Конечно соседи, – не обращая внимания на его эмоции, продолжал я, – даже и вентиляция из туалета и ванной у нас с вами одна. Так я вот о чём хочу спросить тебя, – мялся я: как бы корректнее задать свой вопрос? – Из вентиляции у тебя кукареканья не слышно?
Корреспондент широко открыл глаза, и они у него округлились до состояния бейсбольного мяча. Он посмотрел на меня с удивлением:
– Нет, ты знаешь, у меня в туалете ничего не кукарекает, может быть, тебе это послышалось?
– Да нет, – пожал я плечами, – ночью, то ли в четыре, то ли в пять часов, там что-то начинает кукарекать.
– Нет, – решительно, по-русски отмел он все мои сомнения, – у меня в туалете ничего не кукарекает.
Когда я узнал, что у него ничего в каюте не кукарекает, я вернулся к себе. Через полчаса забегает ко мне капитан:
– Дед, ты что, совсем сдурел, что ли! Ты что к этому американцу пристал? Он вообще думает, что у тебя крыша поехала, потому что у тебя там где-то ночью что-то кукарекает.
– Ты знаешь, Владимир Иванович, а оно и в самом деле кукарекает, – попытался я объяснить ситуацию возбуждённому капитану.
– Да не может быть, чтобы кукарекало, – напирал он на меня.
– Хорошо, – я поднял перед собой ладонь, чтобы успокоить возбуждённость капитана, – тогда я приглашаю тебя на концерт этого кукареканья, – а потом уже спокойнее добавил, – давай, приходи, посидим, послушаем. Ну, часика через полтора и приходи, – я посмотрел на часы. – Придёшь? – я вновь вопросительно глянул в его возмущённые глаза.
Капитан, немного успокоившись от моих заверений, развернулся и вышел из каюты.
Он и точно пришёл в назначенное время.
Я заварил свежий чай, разлил его по фарфоровым чашкам, и мы сели, чтобы расслабиться.
Сидим, пьём чай, курим и ждём. Я искоса всё время поглядывал на безмятежного капитана.
Но вдруг на самом деле послышалось: «Кукареку!»
После первого «кукареку» капитан подозрительно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
Но кукареканье продолжалось с назойливой настойчивостью.
А я, поглядывая на него с ехидцей, спрашиваю:
– Ну и что? Кукарекает? Слышишь?
– Точно! Кукарекает, – озадаченно говорит он, почесав в ухе пальцем. – Думал сначала, что показалось. А оно и в самом деле кукарекает. А где оно у тебя кукарекает? – он уже с любопытством посмотрел на меня.
Хмыкнув, я указал ему на спальню:
– Да вон там – за спальней.
А из спальни дверь идет в ванную комнату. Сейчас дверь туда была открыта. Ванная комната была огромной. Там находились ванна, туалет, и ещё там можно было бы и в футбол поиграть. Места было достаточно.
Капитан зашёл в ванную и остолбенел – там ведь всё было забито ящиками.
– Откуда ящики?!
– Зайцев попросил.
– Ты что, дурак, что ли?! Если бы ты влетел с этими ящиками во Владивостоке, когда таможня нас проверяла, пароход был бы арестован! Ты что натворил?!
