Что-то подобное сейчас происходило между мной и Германом. И, кажется, я находилась на той стадии, когда только перешагнула порог темной комнаты. Я знала, как противиться своему мужу, молчать с ним, одаривать его хлёсткими и неприятными взглядами. Теперь нужно было понять, каково это жить вместе и не чувствовать себя на поле боя.
— Как провела день? — Герман посмотрел на мои пальцы, что всё еще крепко сжимали букет. Я знала, что они как обычно были испачканы в краске. Не получается у меня работать аккуратно, хотя несколько раз честно пыталась.
— Хорошо. Взглянешь? — я отодвинулась, чтобы муж увидел мою картину.
Он выпрямился и внимательно посмотрел на полотно. Взгляд сосредоточено скользнул вдоль очертаний деревьев, неба.
— У тебя талант, Арина, — серьезным тоном заявил Герман. — Я, конечно, мало смыслю в искусстве, но то, что твои картины как живые и дураку понятно. Это вид из окна спальни?
— Да.
— Для учебы или просто решила для себя написать?
— Для учебы, но потом можно будет оставить себе.
— Если ты не возражаешь, то я бы хотел забрать ее к себе в кабинет, когда она будет готова.
— Хорошо, — немного ошарашенная таким желанием Германа, ответила я и тут же вспомнила о Ларисе. — Послушай, — я аккуратно отложила букет на туалетный столик и схватив влажную тряпку, всегда весящую на уголке мольберта, начала тереть выпачканные пальцы.
— Да? — Герман расстегнул пиджак и сел на край кровати.
— Я хотела поговорить с тобой по поводу Ларисы…
— Больше ее в нашей жизни не будет, — твердо заявил Герман. — Я совершил огромную глупость, приведя ее в наш дом, но отныне ты ничего про нее не услышишь.
— Дело не в этом, — я продолжила тереть свои пальцы тряпкой. С таким усердием я и кожу рисковала стереть. — Просто сегодня утром я застала ее в твоем кабинете. Лариса что-то искала на столе. Я подумала, что ты должен знать. Вроде бы она ничего не забрала, но всё же лучше перепроверить.
Герман нахмурился, провел пальцами по отросшей за день щетине, затем выпустил края белой рубашки из-за пояса брюк.
— Не волнуйся. У меня там камеры наблюдения стоят. Если что-то и забрала, то далеко не унесет. Проверю и присоединюсь к ужину, хорошо? — Герман подошел ко мне и провел костяшками пальцев по моей щеке.
Он чувствовал за собой вину, это ощущалось и в прикосновениях, и в уставшем взгляде. Она тоже так просто не сотрется, но мы вроде бы наметили свой курс именно к этому, правда же? Чтобы без вины, без обвинений и боли.
Мы ужинали молча. Герман убедил меня в том, что Лариса ничего не забрала с собой и это немного успокоило. Евгения, как и всегда, постаралась на славу, ее паста с морепродуктами и сливочным соусом оказалась не хуже ресторанных блюд, может, даже и лучше.
Я иногда поглядывала на Германа, пока он утонченными движениями своих длинных пальцев управлялся со столовыми приборами. По-хорошему, я вроде бы, как и не должна была вот так просто и быстро прощать его выходки. Но если честно, то я понятия не имела, как нужно себя вести. В смысле, я абсолютно ничего не знала о том, как правильно люди выстраивают семейную жизнь. И есть ли вообще это абстрактное «правильно»? Или его просто придумали, чтобы было от чего отталкиваться?
Не хотелось хранить и взращивать в себе ненависть и жгучую обиду. Глядя на Германа, на его виноватый взгляд, который он изо всех сил пытался скрыть, я понимала, что, по сути, никто ни в чем не виноват. Просто всё вышло вот так по-дурацки и нелепо. Эта Лариса. Саша, который сейчас работал где-то заграницей. Наши бесконечные ссоры. Всего этого уже хватило сполна.
