Нельзя (не) любить - страница 18



— Не без этого, — не стала продолжать я. Интересно, а судьба дала бы мне шанс, если бы я поехала в Европу? Увидела бы я Николаса?

— Насть, точно с нами не хочешь?

— Нет, да и уже билет не взять.

— Я договорюсь.

— Знаю, мам. Но давай в следующий раз. Я лучше дома побуду. Да и я хотела научиться блинчики готовить.

— Это конечно важнее. Ладно, — целует она меня. – На связи, Настюш. Не шали.

— Ты тоже, — смеюсь я, киваю Березовской с ее матерью. Иду обратно в машину. Здесь нас возит только водитель. Дед вообще против того, чтобы я за рулем сидела.

Он как обычно на заводе. Порой мне кажется, что это его единственная страсть. Помимо бабули.

Дома я сразу иду на кухню. Маша уже выставляла на стол яйца, муку, молоко, сахар.

— Проводила?

— Ага. Ну давай, рассказывай, что делать.

Вообще мне не стыдно, что готовить я не особо умею. Маме никогда не было нужны учиться, а бабушка Машу обижать не хочет. Но я почему – то вспомнила как – то, что у Ника любимое блюдо блины с разными начинками. И конечно решила, что одно блюдо я могу научиться приготовить.

Глупо конечно, мне никогда не придется для него это делать, или щеголять в его рубашке, как в самых смелых фантазиях. Да если быть честной, то мне даже встретить его вряд ли удастся.

Но это как обычно, если я себе втемяшила в голову, что буду уметь жарить блины, то не отступлю.

— Хватит намешивать, Насть. Добавь чайную ложку соли и немного подсолнечного масла.

Я выполняю все, как она говорит, а зачем ставлю сковороду на комфорку индукционную. Маша приготовила сливочное масло, чтобы смазывать блины после жарки. Да, калорий в них вагон, но забываешь о них, когда на вкус пробуешь.

Маша кивает, нахваливает, а я вдруг думаю. Ну и говорю сразу.

— Маш, а почему у тебя своих детей нет?

— А кто же вас будет нянчить?

— Ну все равно. Неужели не хотелось? – смотрю я на нее. Она очень симпатичная. И полнота ее совсем не портит.

— Ну так для детей мужчина нужен, а когда мне его заводить, когда я на кухне всегда.

— А раньше? Ну, до работы на деда.

— Ну был один. Красивый такой, на заводе нашем работал. Бегала к нему, обеды таскала каждый день. Правда я не одна у него была. Но узнала я об этом, когда в тюрьму к нему пришла, передачку принесла, — она рассказала, что его посадили за крупную кражу с завода. С такими не церемонились.

— Боже… А что потом?

— А потом мама заболела, и я совсем соплюха сюда пришла. Буквально заставила Бориса Александровича взять себя горничной. Да так и осталась. Была кстати единственной, кто в штаны ему не лез, — смеется она, а я улыбаюсь.

— А почему? Не хотелось?

— Ну, мало ли что мне хотелось. Он выкидывал сразу из дома, если девка его соблазняла. И я знала об этом. А у меня мама. И я поняла, что работа лучше удовлетворения чего – то там. В общем маме сделали по его навету операцию дорогостоящую и она прожила еще лет пять, а потом все. А я так и осталась здесь. Потом Нина появилась, потом Мира. В общем не до личной жизни.

— И тебе не одиноко? — хочется плакать от того, насколько эта женщина на самом деле несчастна.

— Я работой себя развлекаю, знаю, что вы все меня любите. Мне нравится считать себя частью семьи, но мне бы не хотелось, чтобы ты мою судьбу повторила.

— В смысле?

— Ну обидел тебя кто – то, вижу же, — я переворачиваю уже шестой блин. – Не стоит из-за одного всех судить.

— Да нет, — смеюсь я неловко. – У нас и не было ничего. Просто погуляли, поцеловались. Он хотел развлечься, о чем и сообщил мне.