― Полина.
― Что?!
Ору на Огнева.
Может, я не заметила, когда стукнулась?
― У тебя смена закончилась четыре часа назад.
― И?
― Ты в обмороки грохаешься от переутомления. Есть забываешь. Чушь несешь. Так и до гипогликемии недалеко.
Это он обо мне беспокоится так что ли?
То есть… я получается просто так на него накричала?
Боже, как стыдно-то…
― Я в порядке. Спасибо за заботу.
― Ела сегодня? ― спрашивает, как ни в чем не бывало. А я только рот открываю, вспоминая, что нет, не ела. И, наверное, по взгляду моему это хорошо заметно. ― Идем.
― Куда?
― Кормить тебя буду, Полина, куда.
― Но я дома могу поесть.
― Не поешь ведь, знаю тебя.
Вот откуда, спрашивается? Прочел мою медицинскую карточку и думает, что я у него теперь вся на ладони? А я ведь всего раз при нем в обморок свалилась! Ну с кем не бывает?
― Егор Александрович, это, в самом деле, лишнее. К тому же меня уже папа, наверное, заждался. Мне правда пора.
― Садись, Полина, я дважды повторять не буду.
― Повторили ведь только что, ― и кто меня за язык тянет?
Огнев смеряет меня таким металлическим взглядом, что плюхаюсь на его белый диван на автопилоте. И прирастаю к нему, потому что он не перестает смотреть на меня всё время, пока колдует на кухне. Самое странное, что этот мужчина что-то готовит, когда в его распоряжении целый арсенал поваров. А может быть то, чем начинает пахнуть, лишь остатки, скажем, вчерашнего ужина, и он просто подогревает их для меня, потому что сам не хочет доедать? Тьфу, Полина, ну что у тебя за мысли такие гадкие? Огнев ведь совсем не такой. Или такой? Если хорошенько пораскинуть мозгами, наверное, все богатые такие и не стоить питать на его счет ложных иллюзий. Но тогда как же Кристофер Маршалл?
― Выпьешь? ― ставит передо мной тарелку, кажется, только что отваренных спагетти, притом пахнущих так, что у меня от удовольствия в узел скручивает желудок.
― Нет, я… ― «не пью» теряется где-то между «Боже» и «Ох», ― это ракушки?
― Мидии.
Ну да, конечно.
Пустые макароны ― это ведь слишком просто.
― Что? У тебя непереносимость водоплавающих?
― Я кроме крабовых палочек никаких других морепродуктов и не ела.
Не ожидаю, но Огнев внезапно усмехается и садится на диван рядом со мной.
― Крабовые палочки, Архипова, это имитация. Рыбные отбросы, если проще. В них ничего от крабов нет и никогда не было. Поэтому, можно сказать, что это вообще твоя первая нормальная проба.
Куда глаза деть, а?
― Знаете, я… вообще-то не голодна.
― Ешь давай, не дури. Не то опять в обморок грохнешься.
― Я правда…
― Архипова, ну не выводи, день итак был трудный.
Да как у него так спокойно это выходит? Впервые вижу, чтобы люди добивались повиновения не криком и силой, а интонацией и взглядом. Вот вроде бы не устрашает совсем, а хочется слушаться его, сама не знаю, почему…
― Вы всех своих горничных так настойчиво откармливаете?
― Только тех, которые плохо едят.
― И много у вас таких?
― Уже нет. Всех предыдущих я зажарил и съел. ― юморист. ― Тебя покормить или ты соизволишь сама?
Приходится подчиниться и взять в руку вилку, потому что меньшее, что мне сейчас нужно, это чтобы Огнев меня кормил. У нас итак двенадцать лет разницы, и я без конца ловлю себя на мысли, что он относится ко мне, как к ребенку. Ещё не хватало усугубить.
Господи, а если это не вкусно?
Что, если меня прямо при Егоре и стошнит?
― Это вкусно, Полина, ешь, ― Дьявол будто мысли мои читает.
