В моей каюте под мостиком всегда было слышно, как бесконечно отдаются команды старшине-рулевому за штурвалом, а также все его ответные реплики. Все это создавало не прекращающийся ни ночью, ни днем шумовой фон, продолжающийся день за днем. Скоро я уже перестал воспринимать его и мог при нем спать достаточно крепко, а вот когда шум замолкал, я моментально просыпался.
Оттенок настойчивости или тревоги в голосе вахтенного – все это являлось для меня будильником, и очень часто я обнаруживал себя на полпути к капитанскому мостику, прежде чем до моего сознания доходила причина пробуждения.
Бывали случаи, когда меня внезапно охватывало необъяснимое чувство, что дела идут из рук вон плохо. Поднимаясь наверх к вахтенному, я ожидал услышать: «Извините, сэр, но мы немного сбились с курса» или примерно так: «Боюсь, сэр, что мы потеряли свой конвой. Я хотел сказать об этом».
Контроль за конвоем, занявшим слишком уж большую площадь, всегда становился проблемой. В те далекие дни радиотелефон, установленный на наших кораблях, работал на высокой частоте или на короткой волне, и он, в отличие от сверхвысокочастотных передатчиков, которые мы получили позднее, мог быть пойман противником на больших расстояниях. Поэтому он не мог быть использован для передачи сообщений открытым текстом, поскольку они могли содержать весьма ценную для противника информацию, конечно за исключением крайних ситуаций. Все сообщения необходимо было с большими трудностями шифровать, кодировать и раскодировать или отправлять их различными визуальными способами.
Где было возможно, распоряжения и тактические команды передавались между кораблями группы, а также коммодору конвоя посредством сигнального прожектора в течение светового дня. Час за часом мигали огни, передавая сообщения рядом находящемуся кораблю, а тот, в свою очередь, передавал их своему соседу. Маленький штат связистов продемонстрировал в те дни чудеса ловкости. Они обеспечивали связь в любых погодных условиях и при любой видимости. По закону подлости, как только наступала темнота, тут же возникала необходимость передать важные сообщения.
Если бы вы видели, как я мучился с этими передатчиками, которые так медленно работали. Только потом, уже во времена ленд-лиза,[2] американцами были изобретены и внедрены в практику сверхвысокочастотные приемники, более известные как TBS (переговорные устройства между судами), и тогда наши потребности были удовлетворены. TBS были непосредственно предназначены для работы в группе рассредоточенных судов, т. е. в конвое, и связь была прекрасной.
Вместо утомительной передачи сообщений световыми устройствами и трудоемкой шифровки распоряжений, а также более удобной, но далеко не безопасной связи по высокочастотному радио, каждое судно теперь могло немедленно связаться с другими.
Достаточно было просто произнести необходимое сообщение по телефону, и оно тут же поступало на репродуктор, установленный на капитанском мостике соседнего корабля.
После внедрения этих быстрых и, безусловно, надежных средств связи не только не надо было тратить драгоценное время на визуальную передачу информации, но можно было четко и согласованно передавать различные заранее подготовленные тактические сообщения. Эффективность работы судов как единой команды выросла неизмеримо.
Однако не обходилось и без отрицательных моментов. Уверенность в том, что эта связь станет повсеместной, привела к тому, что стали уделять меньшее внимание стандартным визуальным средствам связи. Имевшие место факты поломок TBS часто приводили к тому, что судно фактически теряло связь с другими. Это было очень опасно. Кроме того, все суда работали на одинаковой частоте, и выход из строя связи на одном из них неизбежно влиял на других. Ничто не могло быть более обидным, чем в случае необходимости выполнения сложного маневра не иметь возможности передать сообщение.
