Когда Валя вошла в туалет, она долго не решалась снять трусики. Это нельзя было делать в таком объеме пустого пространства. Унитаз блестел хромом и казалось неправильным пользоваться им по прямому назначению. А ванна-джакузи с приятно-коричневым акриловым покрытием напоминала что-то жуткое из фильма про Франкенштейна.
Валина комната, впрочем, была невелика. Вместо уютных занавесок окно закрывали широкие вертикальные жалюзи. Кровать тоже была небольшой, какой и должна быть кровать скромной молодой девушки. Одеяло на кровати было красным. Стены комнаты – бледно-розовыми. На полу лежал мягкий ковер с коричневым длинным ворсом. И у окна занимал много места большой новенький стол орехового цвета, на котором было место и для компьютера и для книжек.
Во время переезда Василия Петровича не было дома. Валя успела разложить в стенном шкафу половину своих вещей, когда мама позвала ее откуда-то издалека. Валя все поняла и вышла в прихожую. Высокий пожилой мужчина, с матовым блеском в черных глазах, посмотрел на нее, будто она была привычной частью обстановки комнаты. Он расстегнул черное пальто и снял красивое кашне с шеи.
– Здравствуй, Валя. – сказал он, – Надеюсь, мы подружимся.
Валя разглядывала его усталое равнодушное лицо.
Василий Петрович взял Валину маму за плечо и мягко притянул к себе. Дотронулся губами до ее губ. Валя смотрела на этот поцелуй и вспоминала недавний урок биологии, где изучала под микроскопом сперматозоиды морской свинки. Они были мертвыми, давно засушенными. И сейчас они странным образом имели отношение к наблюдаемому. Будто мама и Василий Петрович специально засушили у себя в душе кусочек живой нежности и теперь просто демонстрировали его. И ясно было, что каждый раз он будет одним и тем же.
Уборкой в квартире занималась Алевтина Андреевна. Это была крупная костлявая старуха, одетая в чистое серое платье, и завязывающая седые волосы в тугой узел на затылке. Валя всегда боялась, что Алевтина Андреевна найдет в ее комнате что-то, из-за чего потом Вале может быть стыдно. И хотя она точно знала, что ничего такого у нее в комнате нет, она все равно боялась. И когда Алевтина Андреевна обращалась к ней, Валя задерживала дыхание, чтобы не вскрикнуть.
Она понимала, что Алевтина Андреевна – совершенно безобидная женщина, старательная и чистоплотная. Она понимала это умом. Но страх не проходил. Он, казалось, был связан с чем-то совершенно посторонним, и просто искал выход, заставляя Валю бояться пожилой горничной. Валя представляла свой страх в виде серой колючей звезды, излучающей тусклый холод.
Комната Вали выходила на солнечную сторону. Солнце все так же щедро лилось в окно потоками апельсинового света. Но у Вали появилась привычка закрывать на ночь жалюзи. И вместо радостных солнечных лучей она видела по утрам лишь квадрат горящего оранжевым цветом пластика.
Она все так же потягивалась с удовольствием, одевалась и шла умываться в маленькую ванную, что была рядом с ее комнатой. Это была ее ванная. Она расставила там на умывальнике фарфоровые фигурки гусят. И разговаривала с ними, когда ложилась в небольшую эмалированную ванну с горячей водой. В огромной карамельно-коричневой джакузи, что стояла в другой ванной комнате, она не мылась никогда. Она знала, что мама и Василий Петрович иногда моются там вместе. И то ли из-за того, что акрил всегда казался теплым на ощупь, то ли из-за того, что ванна была явно сделана для двоих, Валя старалась не прикасаться к ней.
