Ненастоящие люди - страница 8

– Какое чудесное утро!

Анна ни в коем случае не подразумевала единым целым пронизанные события – только природу и ее настроение. В окно сочилось ровно столько света, сколько она никак не могла добиться в замкнутом мире квартиры. Но здесь, пусть и в машине, Анне нравилось быть. Она порывалась вот-вот выйти наружу, пока недалекий водитель, найдя в ее словах нечто странное и противоречивое, вычерчивал свою заведомо последнюю реплику. Анна не чувствовала ни фальши, ни притворства в выражении собственных чувств. Именно так она понимала день и именно здесь, все еще в машине, вдруг подумала о том, что почти уже справилась с собой, наладила мысли и даже план построила на некий промежуток времени. Неровный, с провалами, дырами, рыхлый, как и она сама, но как-никак план.

– Тот еще будет денек, – таксист говорил. Он будто бы нарочно выдержал долгую паузу, собирая слова по слогам и окрашивая их по-разному про себя, дабы избавиться от изрядной нотки сарказма, взболтанной вкупе с обширным недоумением.

Фраза получилась скомканной, сжеванной и отнюдь ничего не значащей. Анна ее и не услышала толком. Она выбралась неуклюже из машины, отчего-то сильно хлопнула дверью и, едва не поскользнувшись, огляделась.

Целое поле чистого снега. И до того он искрился на солнце, этот белоснежный ковер, до того напористо излучал свет, что слепил и резал Анне глаза, заставляя ее не щуриться, а совсем стягивать веки. Казалось бы – солнце, небо и снег. Три разных цвета. Весьма простая картина. Но нет, куда там! Впереди, чуть поодаль через поле, рукой художника был выращен лес, полный сосен и елей (там царство мертвых было), где-то слева, совсем на горизонте, виднелись деревенские дома. Они ютились так далеко, что на обычном пейзаже-полотне не имели бы места вовсе или, возможно, под особой щедростью мастера, его великодушием, рассыпались бы едва заметными точками, походя скорее на небрежно упавшие с кистей капли, и обнаруженные впоследствии без всякой возможности удаления и (что делать) оставленные в покое.

Позади Анны, через шоссе, в конце прямой, но очень узкой тропинки, которая зимним утром вытаптывается людьми глубоко верующими, а к вечеру напрочь засыпается не имеющим никакого до нее дела снегом, стояла церковь. Окруженная лишь несколькими деревцами, она, в общем-то, была одинокой, но любому зданию, Анна думала, дабы продлять или укорачивать (тут как посмотреть) его жизнь, нужны люди, а не соседние дома.

Подгоняемая легким январским ветром, его морозным душком, Анна пересекла бескрайнее (вдоль дороги) поле по направлению к лесу и, сунув руки в карман (перчатки остались дома), принялась искать нужную ей ограду. Поиск этот несложный заключался лишь в том, чтобы узреть вереницу чернильно-одетых людей и отыскать среди них Маргариту. Та была абсолютно права, когда сказала, что подруга без нее пропадет.

Похороны действительно близкого человека, и она опаздывала на них (о чем не подозревала), хотя почти уже добралась. Готова к ним или нет – никому это было неважно.

– Оно такое большое, – Анна думала. – Сначала кладбище целиком во власти леса находилось и не смело носа показывать. Но что учиняет смерть! Что с нами творит! Она кромсает и рубит. Налево – направо. Во все возможные стороны хлещет. Трудится, словно ей подняли ставку или премию дали за достижения. Из-за нее проклятой нет нынче тишины для разных людей. Их жизнь была украдена. А смерть дарована взамен. Шило на мыло сторговано. И лежат они теперь под солнцем, под снегом стынут, под градом, дождем – под чем угодно вынуждены спать.