Ненасыть - страница 18
Серый настолько захвачен этой мыслью, что почти не слышит маму, когда они находят ванную комнату и восторженно пищат, получив из крана струю воды. Обустройство дома тоже проходит мимо. Серый возвращается в реальность, когда Юфим собирает их в гостиной и, усевшись на покрытый простыней диван, говорит:
- Что ж, полагаю, знакомство с вашим новым домом можно считать состоявшимся. Жаль, что время основных посевов уже миновало. Впрочем, с бобовыми вы успеваете… Полагаю, когда кладовка опустеет, вы не промолчите и придете к нам. Если возникнет надобность, мы поможем и всё дадим. Любая надобность.
- Что, прям любая? – недоверчиво тянет Тимур. – А если у меня надобность в… ну, скажем, виолончели?
Юфим закидывает ногу на ногу, наклоняет голову набок и смотрит. Взгляд у него пристальный, буравящий, острый настолько, что Тимур отшатывается. Серый делает шаг, бессознательно желая закрыть его, но Юфим вновь лучится радушием. Серый растерянно трет лоб и решает, что угроза в глазах хозяина ему показалась.
- Что ж, если у вас такая надобность, то достаточно лишь просьбы, - говорит Юфим.
Тимур криво ухмыляется, в глазах блестит нечто разудалое и несерьезное:
- А почему бы и нет? Юфим Ксеньевич, если это в ваших силах, верните мне мою виолончель. Сил нет, как играть хочу!
В отличие от Тимура, Юфим предельно серьезен:
- Я исполню вашу просьбу. Сегодня перед ужином вы получите свою виолончель. Не забудьте о благодарности.
От этого серьезного, уверенного тона Тимур даже слегка теряется.
- Э-э… ну раз так, то спасибо, конечно, я скажу...
- Еще какие-либо просьбы имеются? – Юфим обводит взглядом остальных. Все растерянно молчат, и он с улыбкой поднимается, хлопнув рукой по подлокотнику. - Что ж, засим откланиваюсь. Осматривайтесь, обживайтесь и ждите сегодня нас к ужину. Мы принесем подарки к новоселью!
С этим добрым обещанием Юфим уходит. Ощущение страшной сказки скользит за ним, будто шлейф, а затем с хлопком двери рассеивается.
Серому кажется, будто он вынырнул из глубины. В голове проясняется, пропадает тонкий, почти неощутимый звон в ушах, краски теряют яркость, становятся четче, реальнее. Трезвеет не только он – Прапор трясет головой, Михась с Верочкой ошарашенно оглядывают дом, Олеся опускается на диван, приложив руки к вискам, а глаза Тимура становятся почти идеально круглыми.
- Это что такое было?! – выдыхает он.
И Серого, словно обухом по макушке, бьет осознание – они связались с кем-то… или чем-то непонятным, необъяснимым и оттого жутким.
Мама цепляется за его руку почти до боли, осматривается вокруг, но молчит и ничего не говорит.
- Мамочка моя! – ахает Верочка. – Во что я вас втянула?
Олеся сгибается на диване с задушенным всхлипом и дергает платье за воротник:
- Я же терпеть не могу юбки! Почему я это надела?!
- Надо уходить! – гаркает Михась.
Нарастающую панику прерывает жесткий голос Прапора:
- Отставить вопли!
Все подскакивают и послушно затыкаются. Прапор смотрит каждому в глаза и, убедившись, что внимание сосредоточено на нем, говорит:
- А теперь слушаем сюда. За эти сутки они нас приютили, накормили, дали нормально поспать и предоставили убежище. Все помнят, что они говорили во время ужина?
- О мирных намерениях и дружбе, - вспоминает Серый.
Воспоминания о прошлом вечере очень светлые и смутные, словно из счастливого детства. Слова размазываются, сливаются, но суть помнится ясно.