– Не передумал, Петр, – отвечает отец, его голос также сдержан. – Мирослава здесь.
Петр поворачивается ко мне, внимательно рассматривая. Его взгляд холодный и оценивающий.
– Познакомьтесь, – говорит он, указывая на женщину рядом. – Ирина – моя жена и мать Владислава.
Женщина натянуто улыбается и протягивает мне руку.
– Надеюсь, ты изменила свое мнение насчет свадьбы, так же как и Влад? – спрашивает она меня.
Я встаю прямо, стараясь не показывать своё беспокойство.
– Моё мнение не изменилось, – говорю я ровно, стараясь вложить в слова максимальную уверенность. – Я не согласна на этот брак.
На лице моего отца мелькает быстрое выражение раздражения. Он сжимает кулаки.
– Мирослава, – вмешивается мать Влада, её голос холоден и резок. – Ты должна понять, что этот брак – во благо обеих наших семей.
– Во благо бизнеса, – поправляю я, и глядя на нее, понимаю, что на них я не произведу никакого впечатления.
Этот брак – сделка, и только. И я не хочу быть предметом этой сделки.
Неожиданно в гостиную входит Влад. Он останавливается в дверном проеме, наблюдая за нами с нескрываемым интересом. Я встречаю его взгляд. В его глазах я не вижу ни любви, ни ненависти, лишь холодный расчет. Кажется, он так же не в восторге от этой ситуации. Но он уже дал понять, что этот брак и для него представляет выгоду.
– Прошу, за стол, – натянуто улыбается Ирина.
Мы следуем за ними в столовую. Я иду последней. Влад пропускает родителей, ожидая меня, с привычной уже, насмешкой.
– Я думал, ты снова вырядишься, как проститутка, – бросает он.
– Иди к черту, – тихо рычу я и прохожу мимо.
Ужин – это пытка. Каждое блюдо, каждое слово, каждый взгляд – всё пропитано напряжением. Отец и Петр Волков обсуждают детали слияния компаний, их голоса ровные, сдержанные, но в них слышится скрытая враждебность. Они говорят о процентах, долях, активах, как будто речь идет о бездушных предметах, а не о живых людях, чьи судьбы решаются за столом. Их разговор – холодный, расчетливый балет вокруг моей будущей жизни.
Матери, Ирина и моя мама, заняты беседами о свадьбе. Они обсуждают цвет платья, место торжества, список гостей. Их голоса – более теплые, но и их разговор пропитан лишь формальным вежливым обменом фразами. Они говорят о будущем празднике, словно это ещё одно деловое собрание. Я вижу в их глазах то же лицемерие и расчетливость, что и в глазах отцов.
Влад молчит, он едва трогает еду, его взгляд – холодный и наблюдательный. Он наблюдает за всеми, за каждым жестом, за каждым словом. В его глазах я не вижу ни капли жалости, ни сочувствия. Он так же заложник этой сделки. И я чувствую в его молчании тот же протест, что и в своём сердце. Но протест бессильный. Протест без реального выхода.
Я ем мало, стараясь не привлекать к себе внимания. Каждый кусок прилипает к горлу, каждое глоток воды ощущается как удар. Я чувствую на себе взгляды всех за столом. Взгляды, полные оценки, расчета, и скрытой враждебности. Я – фигура на доске, и все они – гроссмейстеры, играющие в несправедливую игру, ставя на кон мою жизнь.
В момент, когда обстановка становится невыносимой, я встаю из-за стола.
– Прошу прощения, – произношу я, когда взгляды устремляются на меня. – Мне нужно на воздух.
Не дожидаясь ответов, я выхожу из дома. На заднем дворе открывается вид на прекрасный сад. Запахи цветов и земли смешиваются опьяняя. Я прохожу вглубь сада, сажусь на лавочку. Руки трясутся от злости. В голове не укладывается… Никогда не думала, что мой отец так легко будет готов испортить мне жизнь.
