Малхаза, тоже ополченца из отряда, Кот знал. В самом начале перестройки Малхаз удачно заполучил в собственность причал близ села и занялся браконьерской вырубкой бука. По ночам отправлял баржи с ценной древесиной в Турцию. Оттуда деньги ему привозил специальный курьер, которого узнавали в лицо и пропускали все подкупленные охранные службы.
– Вот раньше Каба и был таким курьером, – подтвердил Лазарь. – А потом он и с турками разругался, и с Малхазом. Знаешь, как с турецкого «каба» переводится? Грубый, наглец. Он же такой, этот Каба, всегда хочет скандалить.
– И никто ему в морду не дал?
– Почему? Получал, и не раз. И ничего. Каба с виду страшный. На самом деле трус, как все урки, и кроме денег ему ничего не надо. Ты не думай, он, даже если и не забыл, как ты ему нос расквасил, до конца войны ничего тебе не сделает. Ему Сандро пригрозил: если в отряде драться будет, денег не увидит как своих ушей. Вах, Кот, я знаю: для Кабы эта угроза страшнее смерти.
Лазарь добродушно рассмеялся, но ничуть Виктора не успокоил. Наоборот, чем больше хороших новостей об удачных операциях абхазов привозил Сандро, тем тревожнее становилось на душе у Виктора: со всей очевидностью приближался день окончания войны, а значит и день, когда Каба получит свои деньги.
Между набегами на предполагаемые стоянки неприятеля местные ополченцы втихаря навещали родственников, а наёмники доставали карты. Играли без «интереса»: Сандро строго-настрого запретил ставки. Кабе такая игра претила, но спорить с командиром он не смел и, вслед за абхазами, тоже стал куда-то исчезать. Возвращался с сумкой, полной сыра, мяса, фруктов. Говорил, оскаливая в усмешке крепкие зубы: «У меня в каждой деревне девочка. Любят они меня. Угощают». Мужики ему не верили. Ходили слухи, что Каба мародёрством промышляет. Однако консервы всем надоели, еду брали. Виктор ни разу не взял, чем ещё больше раздражал Кабу, а после одного случая окончательно уяснил: на войне в живых остаётся тот, кто стреляет первым.
В тот день они с Лазарем патрулировали окрестности поляны, где, ожидая командира, в очередной раз отбывшего к своим кураторам, отряд стоял лагерем.
Странные звуки со стороны густых зарослей первым услышал Виктор и обратил на них внимание Лазаря. Взяв оружие наизготовку, они двинулись туда, откуда доносились хруст, шелест и то ли хрип, то ли стон. Лазарь осторожно раздвинул ветви и отшатнулся. Прижав палец к губам, жестом позвал: взгляни.
Виктор вначале ничего не понял, показалось: в куче тряпья борются два голых человека, – но тут же сообразил: нет, не драка. Это мужик в чёрной куртке с капюшоном и спущенных штанах пытается насильно овладеть женщиной. Лицо её закрывал задранный подол, голые ноги метались, бились о траву, она не кричала, мычала сдавленно.
Лазарь махнул рукой, дескать, давай, пошли, не наше дело. Но Виктор этого жеста не увидел. Беззащитные женские ноги вдруг вызвали в памяти образы матери, сестры, школьной подруги Анжелки… В глазах потемнело, стало нечем дышать. Не помня себя, он ломанулся через кусты и с силой ударил прикладом по чёрному капюшону. Мужик обмяк, а женщина всё билась и билась под ним, теряя силы и затихая. Лазарь одним рывком сбросил с неё неподвижное мужское тело с голым задом и почему-то одной голой ступнёй.
Стараясь не замечать обнажённой плоти, Виктор опустил женщине подол платья и понял, зачем мужик снял ботинок – грязный носок торчал изо рта жертвы, в вытаращенных карих глазах застыл дикий ужас. Она была немолода, возможно, вдова – во всём чёрном. Насильник стянул ей руки за спиной рукавами спущенной с плеч блузки, вялые груди с большими тёмными сосками выпали из разорванного лифа.
