Окруженный высоким забором медный рудник Скрибы гремел кирками и лопатами. Сотни заключенных, кашляя и отплевываясь, вгрызались в неуступчивый грунт, поднимая в воздух столпы удушающей пыли. Со стороны жилых бараков приблизилась жилистая фигура бородача, толкавшего впереди себя ручную тележку. Опрокинув свою поклажу, человек скривился в мучительной гримасе. Навстречу ему вышел одутловатого вида здоровяк в распахнутой гимнастерке и засаленном галифе. Надсмотрщик по фамилии Кобылин, или комиссар, как звали его заключенные, сам был таким же каторжником, но, ввиду авторитета среди себе подобных, был приставлен следить за порядком и производительностью. Будучи еще свободным, этот человек, умудрился подчинить себе все городские банды, став единственным теневым королем Скрибы, однако истинным ее правителям такое соседство пришлось явно не по нраву. Власть имущие упекли Кобылина на каторгу. Проснувшись в один прекрасный день в старом руднике, обнесенном трехметровым забором, комиссар затаил в своей темной душонке жажду мести, щедро приправленную желанием побега.
– Ну что там, сиплый? – сморкнувшись на камни грязными соплями, спросил Кобылин.
– Пробили, мать его ети! – восторженно оскалив частокол гнилых зубов, сорванным голосом ответил тот.
– Повезло тебе, мурло, – хмыкнул здоровяк. – Еще один день, и я бы отправил тебя гнить в самую пыльную шахту.
– Обижаешь, комиссар! Я же сказал, что знаю, где этот чертов сливной канал! Я еще мальцом там шлялся. Батя, покойный, обходчиком был.
– Уверен, что он на побережье ведет?
– Да чтоб меня на черен насадили, если не так!
– Да для тебя это, небось, только в радость, – сплюнув сквозь зубы, процедил комиссар. – Смотри у меня, сиплый! Со мной ведь пойдешь! Если на побережье не выведешь, задавлю, как последнюю собаку.
– Все будет в ажуре, командир! – поднимая тележку, сказал сиплый. – Еще пару заходов, и лаз будет готов.
– Аккуратнее там! – рыкнул комиссар. – Дыру прикройте и забросайте камнями! И не вздумайте трепаться с кем-то! Сорвется побег – лопатой вас, козлов, зашибу и в шахте завалю мусором. Ты все понял?!
– Да понял, понял! – закивал сиплый.
– Завтра уходим, – нервно осмотревшись, зычно произнес Кобылин и пошлепал вниз по пыльной дороге.
В полдень следующего дня, во время пересменки, комиссар и две дюжины его подручных, вооруженные кирками и лопатами, приблизились к тщательно замаскированному лазу. Кряхтя и озираясь, один за другим, каторжники протиснулись в пробитое в земле, зловонное отверстие. До дна сливного канала было метра два. Спускались по куску засаленной веревки, накануне срезанной в шахте. Один из каторжников, замыкающий цепочку беглецов, соскользнул и сорвался. Неудачно приземлившись, заключенный с хрустом сломал ногу. Завизжав, как раненая свинья, несчастный повалился на спину, плюхнувшись в зловонные стоки. Ситуация грозила выйти из-под контроля. Навалившись на раненого, Кобылин несколько раз ударил того по лицу, после чего вдавил его голову в сточную жижу. Через несколько секунд отчаянное сопротивление стихло, и несчастный обмяк.
– Двигаемся молча! – сказал Кобылин, поднимаясь с убитого. – Сиплый, ты впереди!
Сиплый кивнул и заерзал огнивом. Сооруженный из подручных средств факел тускло засиял во мраке заплесневелых сводов. Процессия из грязных оборванцев двинулась по каналу.
На одном из разветвлений сиплый остановился, осветив заваленный проход, уходящий направо.
