Необычайно умные создания - страница 35

В свете луны он начинает одну за другой раскладывать вещи на столе в саду. Интерес на удивление бодрит. Может быть, эти реалити-шоу об аукционах, на которых люди бьются за склады со всяким старьем, нащупали какой-то нерв.

Но радостное возбуждение длится недолго. Барахло вообще ни о чем.

Упаковка наполовину использованных помад – фу, гадость.

Папка с написанными от руки текстами, которые выглядят как школьные сочинения. Скучно и ни на что не годится.

Корешок билета на концерт “Уайтснейк” в спорткомплексе “Колизей” в Сиэтле, 4 августа 1988 года. Совершенно бесполезно, и музыкальный вкус тот еще.

Чуть ли не миллион резинок для волос или чем там еще девушки завязывают хвостики.

Куча доисторических кассет. В основном какой-то отстойный глэм-метал. Несколько пустых кассет, вроде тех, на которых можно записать микстейп. Могло бы быть интересно, но у кого сейчас есть магнитофон? И в любом случае не перепродашь.

Кэмерон затягивается. Да уж, вот это разочарование. И почему тетя Джин так хотела всучить ему эту херню? Ничто из этого не вызывает в нем абсолютно никаких теплых чувств к матери. И, что еще важнее, не принесет ему ни цента.

Он поднимает пустую коробку, и оттуда вываливается маленький черный мешочек со шнурком. Украшения. Джекпот! Четыре браслета, семь ожерелий, два пустых медальона, одна порванная серебряная цепочка. К сожалению, ничего похожего на бриллианты, но, по крайней мере, пара браслетов вроде бы золотые. Во всяком случае, заложить можно.

Кэмерон ощупывает мешочек, чтобы проверить, нет ли там чего еще, и оказывается, что есть. Что-то застряло на дне. Он встряхивает мешочек, и то, что там лежало, наконец выпадает. Скомканная бумажка… но для обычной бумажки она слишком тяжелая. Нет, это старая фотография, в которую завернуто большое, массивное кольцо выпускника. Поднеся его к лицу, Кэмерон вчитывается в гравировку.

Средняя школа Соуэлл-Бэй, выпуск 1989 года.

Он разглаживает фотографию и даже в полутьме узнает свою мать: она здесь еще подросток, улыбается и обнимает парня, которого он никогда раньше не видел.

До того как Уилл заболел, Това обычно брала для пикника на двоих сыр, фрукты, иногда бутылку красного вина с двумя одноразовыми стаканчиками. Если был отлив, они шли в Гамильтон-парк, осторожно спускались к воде и сидели на пляже под стеной набережной. Они зарывали босые ноги в крупный песок и подставляли их холодным пенистым волнам, которые лизали щиколотки, накатывая на берег.

Това паркует свой хэтчбек на пустой стоянке. Парк всегда был слишком громким словом для узкой полоски мокрой травы, двух видавших виды столиков для пикника и никогда не работающего питьевого фонтанчика.

Теперь Това приходит сюда побыть наедине со своими мыслями, когда ей нужно отдохнуть от одиночества собственного дома. Когда даже телевизор не может пробиться сквозь невыносимую тишину.

Столик под прояснившимся голубым небом на удивление горячий на ощупь – его нагрело внезапно пришедшее лето. Това открывает газету на странице с кроссвордом и смахивает крошки ластика. Сейчас отлив, вода спокойная, волны набегают на пляж тяжелыми ленивыми всплесками. Через несколько минут Това начинает жалеть, что не захватила шляпу: так жарко, что солнце обжигает макушку.

– Ну, начнем, – обращается она к кроссворду. Половина клеточек уже заполнена – результат ее утреннего перерыва на кофе. Она снова приступает к делу. “Харри из «Блонди», пять букв”.