– Только этого еще не хватало! – проворчал Крокнов. – А он не церемонится, этот парень!.. Однако же у меня нет времени за ним ухаживать, когда несчастный кит, которого он так измучил, страдает еще больше!.. Полноте, полноте, друг мой, придите в себя! Вот, выпейте-ка, это бутылочка подслащенной воды, приготовленной для малютки-тюленя, у которого сейчас корь… выпейте, выпейте скорее, чтобы я мог вернуться к моему киту!
И господин Крокнов, не сводя глаз с кита, ткнул бутылочкой с подслащенной водой в железный шлем Мизоры.
– Ну же, пейте!.. А! Ему ведь скафандр мешает!
Поставив бутылку на стол, господин Крокнов счел своим долгом расстегнуть пряжку скафандра Мизоры.
Внезапно он вскрикнул и выронил шлем: взору пожилого ученого предстало очаровательное личико девушки, бледное от волнений этих ужасных тридцати часов; длинные, черные как смоль волосы распустились и теперь служили чудесным обрамлением для матовой белизны ее кожи. Жизнь, похоже, уже возвращалась к Мизоре; ее большие глаза с усилием открылись, и теперь она пыталась сориентироваться.
Ее взгляд упал на стеклянную перегородку большого резервуара, где кит, чувствовавший себя уже гораздо лучше, довольно спокойно плавал взад и вперед. При виде монстра, который, тычась носом в стенки своей тюрьмы, пристально смотрел на нее маленькими круглыми глазками, Мизора издала слабый вопль и снова потеряла сознание.
Никогда еще ни один ученый не пребывал в большем волнении, чем господин Крокнов: сердце его стучало, очки то и дело подскакивали на носу, взгляд поочередно обращался то к киту, то к девушке.
А как он бил себя ладонью по лбу! В конце концов, сбросив на пол несколько атласов и чучело тунца, стоявшее на низеньком табурете, он присел рядом с девушкой и принялся легонько постукивать ей по руке, приводя в чувство.
Три или четыре едва слышных вздоха были ему ответом. Подпрыгнув от радости, господин Крокнов сбегал за бутылочкой с подслащенной водой и попытался влить в рот девушки хотя бы несколько капель.
– Как она прекрасна! Как же она прекрасна! – бормотал господин Крокнов, хлопоча над девушкой. – Какие роскошные волосы! Какие изящные ручки!.. А нос! Какой прелестный изгиб! Какие глаза! Какие брови! Какие зубы!.. Как она прекрасна! Как же она прекрасна! Выпейте-ка это, дитя мое! Уф! Какая женщина!.. Вот так приключение! Прогуливаться в скафандре по дну моря и оказаться проглоченной китом! Она любит рыб! Как она прекрасна, как же она прекрасна! Я тоже их люблю, к тому же я всегда мечтал о миссис Крокнов, которая любила бы рыб… но так и не нашел подобной женщины… потому и остался холостяком. Да, дитя мое, как видите, я – холостяк!.. Выпейте, выпейте, дитя мое!.. Это было для малютки-тюленя! Прекрасно тонизирует!.. Как она прекрасна! Как же она прекрасна!
Господин Крокнов уже не владел собой; ни один из его друзей не узнал бы знаменитого ученого, автора восьми добросовестных томов о повадках омара, длинных, требующих огромного терпения исследований о привычках коралловых полипов и множества прочих мудреных работ в этом суетливом и что-то сбивчиво лопочущем человеке, который, опустившись на колени перед Мизорой, испускал исступленные вздохи и орошал слезами умиления плетьми свисавшие с кресла руки несчастного дитяти.
Тут следует признать, что господин Крокнов давно уже лишился волос и зубов, но все еще обладал сердцем, и только что это сердце впервые в жизни забилось в бешеном ритме!
